Штаны

Утро командира машинной группы ракетного крейсера было отравлено воспоминаниями вчерашнего вечера. Незначительное на первый взгляд происшествие не давало ему покоя.
Все началось с ресторана, куда оторвавшись от корабельных проблем, удалось по случаю попасть вместе с товарищем. События, развивавшиеся по благоприятному сценарию, не предвещали никаких осложнений. Знакомая официантка подсадила за их столик двух симпатичных подружек. Хорошее вино, веселая беседа и непосредственная реакция красивеньких женщин на удачно произнесенные тосты и каламбуры - все это обещало неплохие перспективы. Но перед самым закрытием ресторана пошли первые сбои. Началось с того, что одна из компаньонок сообщила по секрету, что готова была бы и на иное продолжение вечера, но... ее подружка приходится родной сестрой мужа. Пикантная ситуация. Перспектива возвращения темной «северной стороной» на свой, хотя уже и ставший родным причал, не могла особенно порадовать подгулявших друзей, но перестраиваться было поздно. Обещания, нашептанные женщинами каждому по отдельности, не устраивали офицеров, они знали - завтра в море. Да и вообще, хотелось не завтра, хотелось сейчас...
Так, поздним вечером, неудачливые товарищи оказались перед сходней своего «парохода», возле которой суетились матросы БЧ-5. Шла приемка топлива.
На этом эпизоде, завершающем события дня, можно было бы поставить точку, но расстроенный кабацкой историей «группман», решил сделать несколько замечаний своим подчиненным, которые, как ему показалось, с череcчур унылым видом возились у топливоприемника. В результате такого вмешательства один из морячков, не поняв чего от него хотят, неловким движением пролил топливо на брюки своего молодого ретивого командира.
Это была трагедия, глубина которой потребует некоторых объяснений.
***
Трудно складывались отношения нашего долговязого героя со службой cнабжения. То «гранаты не той системы» - нет положенных размеров обмундирования и обуви, то банальное - «вчера все было, а сегодня закончилось». Осознание того, что успешное сосуществование с вещевиками, давно уже живущими по принципу «ты мне - я тебе», для него невозможно - нечего предложить, привело старлея к мысли, подсказанной Михаилом Булгаковым - ничего не нужно ни у кого просить. Правда? и сами снабженцы, видимо не знакомые с бессмертным произведением Мастера и печальной судьбой отдельных его персонажей, не спешили обеспечивать нашего героя и подобных ему «малоимущих» сослуживцев передовыми достижениями отечественной легкой промышленности.
Назревшая «революционная ситуация» разрешилась на одном из строевых смотров, который проводился по случаю приема у корабля первой курсовой задачи.
Командир бригады, медленно обходя со своей штабной свитой шеренги экипажа, перестроенного для осмотра внешнего вида, остановился около командира трюмной группы.
Трюмный, браво представившись, в ожидании стандартных вопросов нагловато смотрел в глаза начальника.
- Тихо журчит вода в гальюне, профессия трюмного нравится мне, - монотонно продекламировал комбриг популярный девиз флотских трюмачей и, взяв офицера за пуговицу шинели, спросил:
- Пьете, наверное, трюмный..., пьете?
- Никак нет, товарищ капитан 1 ранга... выпиваю! - в тон комбригу продолжал наглеть корабельный «король воды, дерьма и пара».
- Не было еще в моей практике трюмных, которые не жрали бы водку как лошади! - оставив шинельную пуговицу в покое, резко подвел черту «бригадный» покатившемуся не в ту сторону разговору.
Штабные, давно уже стоящие вокруг своего шефа и заинтересованно прислушивающиеся к беседе, угодливо засмеялись.
Трюмный же, не поручик Ржевский, уловив в голосе начальника грозные нотки, вступаться за поруганную честь обиженных животных не стал.
Веселые же смешки штабников сменились негодующим ропотом так же быстро, как переменилось лицо комбрига, посмотревшего на обувь старшего лейтенанта, стоящего рядом с трюмачем.
Ботинки офицера действительно имели ряд отличий от «уставных» образцов, в том числе и красно-коричневые каблуки, в местах, где предательски стерся наложенный на них гуталин.
- Это что у вас такое? - медленно поднимая взгляд, спросил «бригадир»
- Командир машинной группы, старший лейтенант Р, - представился взволнованный офицер и, прерывая образовавшуюся паузу, неожиданно выпалил:
- Что покупаю в магазине, то и ношу, товарищ комбриг!
Ропот штабных сменился глубоким молчанием.
- Что!!? - угрожающе прозвучало над плацем.
В строю насторожились. Командир БЧ-5, пуча глазами из соседней шеренги на своего нерадивого «группмана», невнятно размахивал руками - то ли грозил, что сотрет в порошок, то ли раздавит как таракана.
Секретарь парткома, неожиданно оказавшийся за спиной у опального офицера, припоминая ему прошлое, угрожающе нашептывал:
- А ведь не случайно вы и к подготовке наглядной агитации для политических занятий относитесь так же халатно, как к строевому смотру! Придется все-таки поговорить с вами по-партийному...
Осознав, что терять теперь уже нечего, наш герой, неожиданно успокоившись, попытался внятно доложить суть своих проблем развернувшемуся к нему боком начальнику.
- Почему именно на этом корабле служат такие обнаглевшие механики? - не слушая офицера и, почему-то поглядывая в сторону трюмного, начал задавать свои вопросы комбриг стоявшему рядом командиру корабля.
- Где помощник по снабжению? - видимо что-то из объяснений «машинера» все-таки дошло до его ушей.
- Где наш перспективный старпом? - вспомнил комбриг о навязанном «кадрами», но ничем себя еще не проявившем старшем помощнике.
- Почему я, командир соединения ракетно-артиллерийских кораблей, вместо того, чтобы заниматься вопросами совершенствования применения группировки разнородных ударных сил, должен заниматься какими-то... башмаками? - продолжал распалять себя «бригадир».
А увидев подбежавшего снабженца, вошел в раж:
- Что вы там как «глупый пингвин» прячете тело за широкую спину командира? Сюда ползите!
Пунцовый помощник, сделав пару осторожных шажков в сторону разгневанного начальника, попытался доложить:
- На складах нет, но мы найдем..., устраним..., возможно,... из командирского фонда..., обеспечим...
- Чего вы там мямлите? Может быть, вы хотите мне сказать, что Никита Сергеевич Хрущев, выступая на очередной ассамблеи ООН, за счастье бы счел стучать по трибуне каблуками этого старлея?
Скорбная фигура «помохи» говорила только об одном - он безмерно виноват, со всем согласен и готов немедленно исправиться. Глядя на него, трудно было оставаться суровым, но комбриг, демонстрируя хорошее знание обстановки, был непреклонен:
- А я, в отличие от Хрущева, этими же башмаками, да по вашей башке, чтобы выбить из нее гнилой принцип «баш на баш», мешающий вашему скудному мыслительному процессу работать в нужном направлении!
- И будьте, уверены, - продолжал импровизировать военачальник, обращаясь главным образом к появившемуся, но старающемуся остаться незамеченным старшему помощнику - сделал бы это с о-огромным удовольствием, да жалко - и, кивнув в сторону все еще стоявшего по стойке смирно командира машинной группы, добавил:
- Лейтенант простудится...
О «наглых механиках» больше никто не вспоминал. Более того, превращение нашего героя в «героя нашего времени» имело и некоторые выгоды. К концу следующих суток он стал счастливым обладателем пары полуботинок нужного размера и выданного по приказанию командира взамен положенной, но отсутствующей брючной ткани, отреза материала для старшего офицерского состав. Отнесясь к такой удаче, как к награждению «красными революционными шароварами», старлей, минуя все сложности крейсерских будней, с большим трудом сумел дважды в течение месяца побывать в городе. Первый раз, когда делал заказ на пошив брюк в мастерской военторга, и второй, когда после успешной примерки обмывал свои новые штаны в том самом ресторане...
***
- Учебная тревога! - прозвучало по корабельной трансляции - это крейсер, пройдя боновые заграждения главной базы, спешил выйти в море, где предстояло выполнить стандартный набор боевых упражнений, а в ночное время отработать задачу по поиску подводной лодки.
В море не до береговой суеты. За напряженностью вахт и бесконечностью тревог забываются не только бытовые проблемы.
Только к концу дня наш герой попал в свою каюту, где нашел своего соседа и соратника по дивизиону, который задумчиво смотрел сквозь стекло иллюминатора. Впрочем, это было его обычным занятием. Где бы ни находился корабль, какие бы пейзажи не открывались с «широкоформатного» экрана каютного «люмитера», то ли это огни вечернего Севастополя с доносящимся веселым смехом из проходящего рядом пассажирского катера, то ли вспышки фотоаппаратов с американского авианосца где-нибудь в Средиземном море, он всегда с глубоким вздохом и грустью произносил:
- Эх, ... и живут же люди!
За этой грустью была вся романтика корабельной службы - и любимый личный состав, не желающий нормально сосуществовать в своем кубрике, и дурь старпома, объявившего по какому-либо пустяковому поводу организационный период и невозможность устроить свою личную жизнь, и еще многое из того, что приводит в уныние не только молодых флотских офицеров.
Печальное лицо товарища напомнило машинеру о его шароварных проблемах. Опыт подсказывал, ничего уже исправить нельзя - на штанинах, забрызганных топливом, всегда будут быстро появляться грязные пылевые пятна. И мысль о том, что доставшиеся таким нелегким путем парадно-выходные брюки придется перевести во второй срок, окончательно испортила ему настроение.
- Пойду, покурю - хлопнув дверью каюты, старлей двинулся в сторону корабельного юта.
Его друг, комбат дивизиона самообороны, по корабельной терминологии бывший уже «старым» лейтенантом, в этот день пребывал в приподнятом настроении.
Погода отличная, выход в море удался, как и стрельба, его ракетным комплексом по имитатору. Более того, удачно отстрелялся родной дивизион и зенитной артиллерией по парашютной мишени, которую даже сумели поднять на борт и незаметно проковырять пару дополнительных пробоин, гарантирующих отличную оценку всему подразделению. А наблюдавший за этой сценкой комдив благодушно сделал вид, что не заметил, как хозяйственный комбат прихватил с собой ослепительно белые парашютные стропы.
- Хороший командир, отличный дивизион, что еще нужно для жизни офицеру?! - вслух перефразировав высказывание одного из героев любимого кинофильма, командир батареи с сознанием выполненного долга зашагал на перекур.
На юте он встретил своего «механического» друга, вылезшего на белый свет «подышать свежим воздухом». Унылое лицо товарища явно не гармонировало с окружающей обстановкой.
За перекуром, комбат со смехом выслушал рассказ товарища о вчерашней кабацкой неудаче, а в решении брючного вопроса не увидел никаких проблем:
- Возьми мои парашютные стропы, свяжи их вместе, привяжи к ним свои шаровары и бросай на ночь в море, как наживку акулам.
- И не важно, что акулы здесь не водятся, важно то, что твои замечательные штаны, предварительно замоченные в растворе той самой жидкости, которую вы все-таки иногда применяете по назначению, промывая свои турбины, к концу наших ночных маневров станут еще чище, чем были.
- Да, кстати, не переусердствуй с замачиванием - пуговицы отвалятся, швы расползутся, останешься с одними выкройками. Все, удачи, побежал на вахту - бросив моток парашютных строп на плечо товарища, комбат скрылся в темноте прилегающего тамбура.
Сразу после смены полночной вахты, наш герой, мало надеясь на успех, выполнил все рекомендации друга и, привязав конец строп к задрайке каютного иллюминатора, не раздеваясь, прилег на койку.
Когда череда команд и грохот якоря возвестили о завершении ночных бдений и постановке корабля на рейде Севастополя, стало ясно - утром в базу.
- Не забыть бы про брюки... - мелькнуло в усталом мозгу машинера и он заснул.
***
- Чудно море при тихой погоде! - в гоголевском стиле воскликнул проснувшийся старлей, посмотрев из корабельной «форточки» на гладь утреннего моря.
Но не все в это утро было так замечательно, как могло показаться на первый взгляд. Попытавшись выдернуть из морских пучин свои штаны, полоскавшиеся там всю ночь, наш герой натолкнулся на неожиданную проблему - их присосало к кингстонной решетке одного из насосов!
- Если штаны сейчас оторвать от обросшего ракушкой подводного борта, - размышлял офицер, - то получившимся обмоткам, пожалуй, смогут позавидовать только граждане «Республики Шкид»...Что делать?
Сигнал учебной тревоги и команда на экстренное приготовление корабля «к бою и походу» на миг прервали размышления.
- Может быть, переключить насосы? А при снятии корабля с места якорной стоянки брюки сами освободятся от цепляющихся за них ракушек? - и машинер, прикрыв броняшкой иллюминатор, побежал в сторону поста энергетики и живучести, чтобы реализовать свой показавшийся простым замысел.
Но в ПЭЖе не все было просто. Там его уже ждали. В кормовом эшелоне не запускается генератор, в носовом эшелоне в расходных топливных цистернах вода - нельзя запускать главные двигатели. Попросив трюмных переключить действующие насосы забортной воды, группман принялся за свои вечные механические проблемы, решение которых и заняло все время до захода корабля в главную базу.
А на главном командном пункте, после прохождения входных боновых ворот, решались проблемы навигационные.
Какой силы ветер и куда сносит корабль? Разойдемся ли с пассажирским паромом? Почему так долго не подходят буксиры? Сколько до берега? Сколько до точки разворота?
Деловую суету ходового мостика прервал искаженный динамиком выносного пульта связи хриплый, но хорошо узнаваемый голос комбрига:
- Старпом, у вас за бортом штаны!
Трудно придумать более несуразную на тот момент вводную. Какое-то мгновение ситуация на ГКП напомнила финальную сцену гоголевского «Ревизора». Командир корабля удивленно посмотрел на своего старшего помощника.
- Товарищ комбриг, - под взглядом командира очнулся от оцепенения старпом - извините, но мы вас не поняли, прошу повторить!
- Старпом... у вас за бортом... штаны!!! - по разделениям процедил комбриг.
Эффект произнесенной фразы сильно усиливался шумом помех, заполнившим паузы между словами, а интонация предполагала быструю реакцию и немедленные действия.
Ходовой мостик стал напоминать развороченный муравейник. Но если вопиющее нарушение корабельных правил легко можно было наблюдать со стороны стоящего на бочке флагманского корабля соединения, то с ГКП крейсера, вошедшего в бухту, обзор был ограничен. А комбриг, наблюдавший через визир своего флагмана за суетой на палубе возвращающегося с «морей» корабля, продолжал делать едкие замечания:
- Ваши славные штаны, - сделал он ударение на втором слове, подчеркивающем название крейсера, - гораздо более смотрелись бы на гафеле, нежели болтающиеся из иллюминатора правого борта!
Целеуказание выдано. Время залпа...
Когда наш герой, устало раскинувшись на мягком диване поста энергетики, услышал, как его соседа по каюте вызывают на ГКП, первой мыслью было - зачем? А потом пронзило - ШТАНЫ!!?
На этом месте читатель, с хорошо развитым воображением, должен представить себе картину, открывшуюся взору группаря, прибежавшего в каюту и высунувшегося на миг из иллюминатора.
Севастопольская бухта. Только что пройден памятник затопленным кораблям. Ярко-голубое, без единого облачка небо. Блики солнца на чуть взволнованной корпусом корабля поверхности моря. Едва доносящиеся сквозь шипение воды и свист турбин, звуки горна, играющего «захождение». Выстроенный вдоль борта флагманского корабля личный состав, с белеющими вкраплениями офицерских фуражек и... штаны, прыгающие как дельфины из «Морских рассказов» Станюковича, с хорошо узнаваемыми раструбами штанин на ослепительно белых парашютных стропах!
Кто знаком с такими понятиями как крейсерская организация и высокая морская культура, тот поймет всю глубину падения нашего «героя».
- Старшему лейтенанту Р. , прибыть на ГКП! - прогудела в голове команда общекорабельной трансляции.
- Все. Конец. Незачем служить. Не место ему больше на этом крейсере-красавце! - было первой реакцией.
- Зачем он пойдет на ходовой? Что скажет в свое оправдание? - мозг уже начинал свою работу в направлении выхода из сложившейся ситуации.
В результате таких размышлений машинер появился на ГКП именно в то время, когда началась основная фаза швартовой операции. На баке, выбрав концы с буксира, готовились к отдаче якоря, на юте же были в полной готовности подать «бросательный» на стенку причала.
- Старший лейтенант Р. по вашему приказанию прибыл, - с полным осознанием своей вины, доложил «герой» занятому проблемами швартовки командиру корабля.
Окинув грозным взглядом молодого офицера, на лице которого можно было увидеть весь трагизм его отчаянного положения, «кэп» долго не мог подобрать нужных слов.
- Ну, ты и сапог! - наконец выговорил он, может быть первый раз, позволив обратиться к подчиненному на «ты».
Но вид так истерзавшего себя офицера, остановил умудренного жизненным и служебным опытом руководителя от дальнейших разносов:
- Идите и постарайтесь в ближайшие трое суток не попадаться мне на глаза!
Стоящий рядом и криво ухмыляющийся старший помощник, понял слова командира однозначно.
Записка об аресте, с невиданной для бывалых обитателей гарнизонной гауптвахты формулировкой - «За нарушение корабельных правил», стала дальнейшим продолжением этой истории, а трехсуточное «Великое сидение» в офицерской камере способствовало полезным размышлениям о сути и содержании корабельной службы. Впрочем, это была уже совсем другая история...

Я не знал, что делают в таких ситуациях. Голова Маришки тряслась с частотой промышленного оверлога, глаза были зажмурены, а рука с зажатым половником пыталась смахнуть слёзы.
-Мариш?!
Маришка всхлипнула и подобно пикирующему бомардировщику атаковала полированную поверхность стола собственным лбом.
-Он тебя убъёт!, за синякииииии! - выдавила она из себя и снова грохнулась на столешницу.
-Кто?
-Кто, кто?! Климов тебя и убъёт, - сквозь удушье выдавила из себя Маришка, передником вытирая слёзы.
Потом постояла, поглядела на монитор ещё раз и снова зашлась в истерике.
-Фууух, - с облегчением подумал я. Это просто приступ смеха.
-Так мы, значит, почти коллеги с этой вашей тётушкой Муреной?
-В смысле?
-Ну, военторг, мужъя-офицеры. И оба до генералов совсем чуть-чуть, лет двадцать, не дотянули. - Даааа, даёт девка. Этож надо, такое болото вокруг, а она из этого комедию делает, - слегка успокоившись выдала рецензию Мариша.

-А ты нам, Серый, распечатай это у себя. Я мужу почитаю!
-Слушь, так у вас теперь у самих интернет есть. Заходи, читай.
-Издеваешься, да?! Гад! Я и слова-то такие только по слогам могу. Дениска у нас тут всей этой канцелярией заправляет.
-Это ж надо, ПОКАПЮРНО!!!!!, - снова стала расходиться бывший товаровед военторга.

Захожу в поиск, нахожу Тафареля. Вот, говорю, показывая пальцем на монитор.
-Тэф, засранец, что за привычка трогать телевизор пальцами....!?,
-КАК ПОЙМАТЬ ПОРОСЁНКА, - читает Маришка.
Идёт на кухню, бросает половник в раковину, моет руки и согнав меня с "водительского" места усаживается читать.
-Тэф, ты пока иди, заканчивай со стеклом, а то любимый вернётся и заподозрит неладное.
-Да лан тебе, краса, скажем, Биглера читали.
-Угу, про ПОКАПЮРНО, - добавляет Маришка и охнув садится на стул, снова впадая в истерику.
-Ну вот, как всегда. Друг семьи, - значит делать им тут всё должен. Сами безрукие, что ли?
-ПОКАПЮРНО, - опять раздалось из гостиной, где Марина Климова приобщалась к современной культуре и технологии связи.

Время шло. Непокорные цветные кусочки стекла потихонечку склеивались в стилизованный портрет хозяина дома. Я с оротодоксальной одержимостью прикладывался к хозяйским запасам баночного пива, мечтая, чтобы этот грёбаный подарок рухнул на пол и возвестил о моей личной свободе. Да ещё и этот дурацкий смех Маришки, летящий от компъютера.
-Тэф, скотина неблагодарная. Ты, оказывается тут всё про нас в этот свой интернет сливаешь?
-Не всё, Мариш, только избранные главы, - промычал я, вцепившись в поганый переплёт зубами.
-О, и про Туриста нашего написал. Эх, ты знаешь, мы частенько его вспоминаем, мотороллер наш. Как Климов меня посадил на него и повёз в свадебное путешествие по гарнизону. И как солдаты его стояли вдоль аллеи и отвешивали нам реверансы, когда мы приближались. Климов, когда свой бизнес открыл, на первый заказ на нём, родимом, и поехал.
-Ну, он хоть сцепление-то починил?
-Да фик его знает, Серёжка. Я в технике не особо.
-А в Долгом знаешь, как он нам ложе устроил? Как у вашей тётушки Мурены, только побоеспособнее. Вместо ножек - катки от танкетки какой-то приволок. Ночью снял около штаба какую-то наглядуху жестяную, на катки положил. Так кровать у нас появилась. А в части разборки долго шли, наглядное пособие искали.

Маришка наконец замолчала, а я продолжил вставлять куски её мужа в балконную дверь. Это - сюрприз от жены на годовщину свадьбы. Заказала, кобыла бешеная, витраж с профилем мужа. Впрочем, не только его. Там он был третьим. Маркс с профилем, перед ним Эгельс с профилем, ну, а затем уже сам Климов, со своим профилем. В стиле лучших традиций. Мозаику заказала, а на установку денег пожалела. Конееечно, Тэф умеет. Тэфу только пивом глотку заткни и всё сделает.
- Кобыла бешеная, - громко ору, про себя.
-Зараза, - еле слышным шёпотом дублирую мысли, но на этот раз уже вслух.
-А знаешь, Серый, - неожиданно, из-за спины говорит Маришка, - читаю про поросёнка, и все ребятки перед глазами встают молодыми, красивыми, при званиях, при будущем. Игорёк Пермяков, Артурчик, Мишка. И Дениска. Совсем маленьким ведь он тогда был. Помню, приходишь в садик, забирать его. А он сидит, ужин ест. Меня завидит, улыбается, ручонки тянет. Щас тоже тянет. Только, когда денег надо на эти думагучи дурацкие. Жили как-то....... Я навру, конечно, если скажу, Тэф, что я ещё раз это всё прошла бы. Но я скажу. Скажу....... Ностальгия какая-то.
Маришка отворачивается. Кажется, всхлипывает.
-Иди, иди, кобылка, почитай. Не фиг тут атмосферу увлажнять. Мастика не срастётся.
Маришка машет рукой и уходит.

С Климовыми я познакомился уже будучи студентом. Я им премного благодарен за всё, что они в своё время для меня сделали. Климов тогда получил майора. А через пару недель Павлов с подачи остальных товарищей отобрал у народа деньги. У Климова сбережений особых не было, но когда пришло время принимать новую присягу, он этого не сделал. В родной Душанбе возвращаться не желал и деньги стал хранить только дома и только в долларах.

-Я дал присягу государству, которое с патологической жестокостью втирает своих граждан в грязь, - сказал он как-то на каком-то застолье.

Мы тогда драли глотки, спорили, но, наверное, все мы уже чувствовали, что процесс необратим. Впереди - другая жизнь. Все мы, кроме Климова верили, что будет лучше.

Маришка опять то ли смеётся, то ли плачет у компьютера. Я заканчиваю свои художества и возвращаюсь к ней.
-Ты знаешь, я вспомнила, как свекор привёз свадебный подарок со своего режимного завода, - набор алюминиевых кастрюль. Я себя чувствовала на седьмом небе. Думала, вот так, потихоньку-полегоньку и наживается добро. А потом какая-то сука стащила из общей кухни, прямо с плиты, самую большую кастрюлю. Муж с учений вернуться должен был. Я и наготовила жаркОго. Горько плакала тогда. Как девчонка.

-Мариш, да ну тебя с твоими воспоминаниями. Я тебе щас ещё Мурены поставлю. Хочешь?
-Ставь, - хлюпает носом женщина. - Наша это жизнь была. Сопливая, нищая, необустроенная, но наша. И кто-то её у нас украл.
-Хватит. Это тебе сейчас всё таким безоблачным кажется. А как люди друг-друга в очередях топтали? Забылось? А как Дениске таблетки по всему Союзу искали? Что тебе ещё напомнить? Ты бы, краса, как та тётка Му на всё смотрела бы. С юмором. Тем более, сейчас тебе на жизнь грех жаловаться. Ты за Климовым, - как за бетонной стеной, дорогуша.
-Знаю. Ладно, давай Мурену.

Маришка, в общем то, человек далеко не плаксивый. Сильный человек. Но, мои рассказы о них, об их компании молодых офицеров, да перлы тётушки Мурены в тот вечер её доконали. Она ещё долго смеялась. В перерывах неудачно философствовала, шмыгая носом.

Потом пришёл Климов. Несказанно обрадовался мне, потом витражу.
Затем вынул из-за пазухи кулёк с зелёными купюрами, сделал важную физиономию и гордо приказал жене
-Считай, мать!
-Слаживай ПОКАПЮРНО, - спустя мгновение сказали мы все хором и расхохотались.

Спасибо, Мурена! Теперь у них в семье есть новое выражение. Маришка обещалась сама что-нибудь написать. Да, Мариш?

Тысяча и вторая ночь Шехерезады, а также её очередная сказка.

В одном из великих городов колыбели всех цивилизаций - Багдаде, жил-был вор. Звали его Алладин. Нефтью он не торговал, экспортом песка из пустыни не занимался. А промышлял он в основном на базарах: где яблоко украдет, где ещё чего. В общем, самый простой вор.
И вот, в один прекрасный день по уверениям синоптиков и информационной программы CNN, что-то у него не сложилось, и попался он на горстке урюка. Весь базар сбежался, и давай скандировать, что надо судить подлеца по законам шариата.
-Отрезать ему правую руку, чтоб в мешки с урюком не лазил, а заодно и к себе в штаны. Пусть подумает потом, как можно удовлетворить свои потребности, если нечем.
И закончилось бы для нашего героя всё плачевно, о, всемогущий, если бы на его счастье рядом не оказалось патруля из военной полиции коалиционных войск.
Охотники за "зипунами", вволю постреляв в воздух и выдвинув челюсти вперёд, отбили "малого" от толпы заблудших. Подумав при этом, что поймали террориста, и теперь поедут они домой в Алабаму на заслуженный отпуск. Ощупывать своих девушек, вскормленных на нивах McDonald`s. Потащили они несчастного Алладина на базу, в зелёную зону Багдада. И на первом допросе "охотники" поняли, что не видать им Каролины, ни северной ни южной, а придётся отдыхать на берегах Персидского залива до победы всемирного капитализма.
-Но сказка моя, о великий падишах, не о великих воинах, что по дворцам твоим сидят. А об Алладине. Этом счастливчике, что Аллахом был выбран.
Так вот, посадили его великие воины, о солнцеликий, в тюрьму "Абу-Граб". И когда он задумывался уже сменить своё имя на Зульфия, тут опять пришли великие воины со стёклами на глазах, почерневших от великого огня сердца земли, и начали ему предлагать изюм и халву, что на всех базарах Багдада есть, хоть ишакам скармливай, и повели они такой разговор, о богоподобный.
-Ты, Алладин, вор, всех и всё знаешь, а у нас скоро 2 ноября, это день такой великий, и шаху нашему, повелителю всех земель зелёных, надо доказать собранию визирей, что пришли мы сюда, чтобы отыскать бомбу под названием "дыхание шайтана". Поможешь нам найти, и потом можешь идти домой к своим двум женам.
И ответил Алладин, о небо подпирающий:
- К этим двум! Нет я не согласен, и не суйте мне в карманы эти финики. Мне ихние мамки макушку всю проели.
Но потом Алладин, почесав у себя все филейные места, сказал:
-Чтоб я к ним обратно пришёл, вы мне должны финиковый трубопровод проложить. Двухметровый в диаметре.
Загрустили посланцы шаха из-за большой воды, о мечта всех женщин. И начали пальцы разгибать.
1.Не найдем "дыхание шайтана" - так шах из-за большой воды нам по соломинке вставит, и не соскочить с неё, а только сползти прийдёться.
2.Соломинка будет одного размера, как и финиковый грубопровод.
3.Медицина не поможет.
4. Хватит и трех...
И наобещали посланцы Алладину всего, чего только его тёщи пожелать могут, он и согласился, о всевидящий.
После этого поехали они в пустыню и около одного оазиса, о повелитель всего земного, начали копать большую яму. Не было в ней ничего, и наш Алладин очень загрустил, потому что посланники пообещали ему, если не найдем, будешь ты и Зульфия и Джамеля и Сюзанна.
Он им отвечал, что "дыхание шайтана" очень глубоко, и ещё копать надо. И продолжали они копать.
Всё было в этой яме, о непобедимый воин, и черепки от посуды и украшения женские и мечи старинные, а того, что искали, не было. И вот, как-то вечером, грустил Алладин в своей палатке, чистя для посланцев вещицы, что в яме нашли, как сказано ему было, для интереса научного. И попалась ему, о покоритель морей, масляная лампа. Начал Алладин её оттирать с одного бока а оттуда, о боголикий, появился Джинн. И Джинн этот говорит Алладину:
- Спасибо тебе, господин, что освободил из плена, куда засадил меня злой волшебник. И в награду за это я исполню одно твоё желание. Приказывай, господин, я слушаю и повинуюсь.
- А почему только одно, везде по три, а как мне так одно! Ты что бракован, в каком-нибудь месте?
- Так ведь молодой я ещё, мне всего 15 тыс. лет, и я только учусь, мой господин, да к тому же треть времени в лампе просидел.
- Ладно, одно так одно, у других и такого нет.
-Только загадай желание всей твоей жизни господин Алладин.
И задумался тогда Алладин, о великий хозяин всех табунов, чтобы такого ему загадать? И не знал он, что же самое важное в его жизни? Решил он пройтись на свежем воздухе, выйдя из палатки, осмотревшись, понял Алладин, какое желание главное в его жизни.
- Знаю, Джинн, что загадать у тебя.
- Слушаю и повинуюсь.
- Сделай так, чтобы ни одного солдата шаха из-за большой воды не было на этой земле.
- Господин, загадай для себя, не для всех.
- А это и есть для себя, надоело то Сюзанной, то Джениффер по ночам бывать.
- Господин я ведь говорил, что я только учусь, трудно мне будет столько космической энергии притянуть, да и выходные начинаются. все биржи закрыты. Да пока я расположение звёзд подберу, много времени пройдет. Ну, попроси, что-нибудь не такое глобальное.
Задумался Алладин по-новому, о покровитель всего живого. И сказал Джинну:
- Знаешь, Джинн, я всё свою жизнь жил в бедности, воровал, калыма мне не хватило, чтоб взять в жены красивых, одна от старшего брата осталась, а вторая... ну, в общем, сделай моих жён красавицами.
- Господин мой, покажи мне их фотографии.
- Вот.
- Господин, а без паранджи есть?
- Вот.
И посмотрел на них Джинн, о любимец всех женщин, глубоко вздохнул и сказал он Алладину.
- Господин мой, я благодарю тебя за то, что ты освободил меня из того плена, в котором я был последние 5 тыс. лет. И так как злой волшебник повелел, чтобы я исполнил одно желание того, кто меня освободит, я его исполню для тебя.

В понедельник на этой земле не будет ни одного солдата из-за большой воды, мой господин.

Шухеризада.