Если на клетке с ослом ты увидишь
надпись «Лев» - не верь глазам своим!

Козьма Прутков


А ведь так хочется успеть!
И, главное, ресторан-то совсем рядом, рукой подать, окна его видны.
Леша даже со своей сильной близорукостью видел белые занавески ресторана на втором этаже.
Но идти к нему надо было минимум час.
Просто это был ресторан львовского аэропорта. И Леша - старший техник самолета Ан-12 - был от этого ресторана в двухстах метрах. Но только по другую сторону взлетной полосы.
Поэтому дорога к ресторану лежала в обход.

Старая история - аэродром совместного базирования. Военные и гражданские вместе используют взлетную полосу, а самолеты держат каждый на своей стороне.
Было жарко. В нагревшемся воздухе по взлетной полосе мимо Лехи проскочил аэрофлотовский Ан-24, набирая скорость перед взлетом.

Леша был лейтенант и возвращался с полковой стоянки самолетов после сдачи наряда. А ресторан был гражданский и манил своими занавесками с другой стороны.
Там, «под шпилем» - за шпиль над зданием аэропорта, выстроенным в стиле «сталинский ампир», называли в полку аэропортовский ресторан - уже давно шла организованная пьянка. Лешкин друг Серега выставлялся за старшего лейтенанта. Там была вся первая эскадрилья во главе с комэской, свято чтившим принцип советских ВВС: «Если командир не может предотвратить пьянку, он должен ее возглавить!». Поэтому ни одна эскадрильская пьянка без него не проходила.
Это была первая возможность для Лехи, который попал в училище из небольшого шахтерского поселка на границе с Китаем, увидеть, как пьют водку из стакана с брошенными туда звездочками. Но всему преградой была взлетная полоса.
Конечно, можно было оглядеться хорошо и рвануть через полосу, как Борзов свою стометровку. И вообще - походы через полосу практиковались среди полковых, но только в вечернее время и по пьянке. Но в последнее же время, после того как в аэропорту сменился начальник охраны, режим в порту ужесточился, и теперь с той стороны все время дежурил вохровец.
Правда, «все время» - это сильно сказано, вохровцы тоже люди, пьют, едят, справляют естественные надобности. Но большую часть времени спят в своей будке.

Высоко в небе запел свою песню аэродромный жаворонок.
Леша снял с головы фуражку, посмотрел вверх и вытер пот со лба. «Иду!» - подумал он и решительно шагнул в сторону полосы.
Подождав пока взлетит ревущая Тушка, Леша подошел к полосе на максимально близкое безопасное расстояние и стал оглядываться по сторонам.
Полоса чернела впереди и пахла паленой резиной и битумом. Ни слева, ни справа самолетов в небе видно не было. Опаснее всего были истребители с авиаремонтного завода - они были маленькие и быстро летали. Но вечером завод не работал, поэтому «свистков» можно было не опасаться.
Небо было чистым. По рулежкам никого не везли. Сзади вверху беспечно пела птица. И Леша начал движение через полосу.

Чистые бетонные плиты с края полосы. Черные - ближе к середине. Метровой ширины белая разделительная полоса с прочерками самолетных колес на ней. Снова резиновая чернота. И наконец, чистые бетонные плиты противоположной стороны с одним, неизвестно как появившимся, тормозным следом в метре от края полосы. Всё!
Освежающий ветер дунул с севера, охлаждая Лешин пыл. Полоса была преодолена. И тут Леха услышал свист.

Глянув, откуда свистели, в зыбком мареве нагретого воздуха далеко слева он увидел человека, машующего ему руками.
Черт! Как же он мог забыть про охраников?!
«Слушай, мужик, я в аэропорт, мне срочно надо, пропусти!» - убедительно крикнул Леха, и показывая рукой куда ему надо, стал туда же передвигаться.
Но свист тут же повторился. Вохровец опять махнул руками, подзывая Леху к себе.
«Может, не услышал?» - подумал Леша и, подойдя ближе, вновь крикнул: «Мне в аэропорт, мужик, пропусти, будь человеком!!!»
Но свист и махание руками продолжались.
Стало еще жарче. Но порывы свежего ветра усиливались. Надвигалась гроза.

«Вот, скотина, пристебался! Не отцепится, гад!»- подумал наш герой и решительно направился к свистевшему.
По дороге он продолжал зло кричать вохровцу: «Бля, ну что ты за человек! В кабак ваш я опаздываю, понимаешь, а ты, е-мое, свистишь тут как подорванный!»
Но чем ближе подходил Леха к человеку, тем меньше злости становилось в его голосе и короче его шаги. Наконец, подойдя совсем близко, Леша замолчал и остановился.

Перед ним стоял моряк. Полоски тельняшки. Ленточки бескозырки, развевающиеся на ветру. Тупой и бессмысленный взгляд. Широко раставленные ноги. Руки, поднятые в удалом танце.
И все это из листового железа.
С севера опять дунул порыв прохладного ветра, фигура повернулась, и ржавый подшипник, к которому она была прикреплена снизу, издал визг, столь похожий на свист.

Эти фигуры сделала полковая ТЭЧ, а расставлял по всей территории, прилегающей к взлетке, аэропорт. Для отпугивания птиц. Поэтому их и сделали в страшных позах и вращающимися от ветра.
Кроме того, прапорщик Паша, который вырезал газосваркой фигуры из железа, обладал буйной фантазией. Так и появились танцующий моряк с крейсера «Неотрезвимый», индеец с томагавком в руке, сдающийся в плен фашист и другие колоритные фигуры. В первоначальном варианте у моряка между ног висел член с яйцами, но затем, по настоянию замполита, моряк был оскоплен, а фашиста переделали в простого пехотинца.
«А кому он тогда в плен сдается?!» - бурчал Паша, недовольный тем, что в работу художника вмешивается политическая цензура. Но указание выполнил.

На пьянку Леша успел. Сразу до дна выпил штрафную. Долго и молчаливо сидел с грустным взглядом. И лишь после многочисленных стопок, когда его отпустило, под большим секретом рассказал своим друзьям Сереге, Зеныку и Вовке - таким же технарям, как и он - о своем разговоре с железным моряком.
Конечно, через три дня об этом знала вся эскадрилья, а через неделю - весь полк.
Леша отнесся к подколкам с юмором, но все же заказал себе очки.
История понемногу забылась.
Фигуры, как неэффективные, через год сняли.
И прапорщик Паша, вздыхая и чертыхаясь, самолично загрузил их в кузов грузовика в счет плана полковой ТЭЧ по сдаче металлолома.
Когда еще прийдется себя художником почувствовать...

В.Хорошилов

Синий-синий океан, желтый песок пляжа, и темнокожая красавица на подносике подает холодный мартини. Ах да! Еще Армстронг. Не тот, что по Луне, а тот, который Сэчмо:
... I see trees of green, red roses, too... Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш, - шепчет набегающая волна.
Мечта было недостижимой. Мешала должность шифровальшика-РЭБовца и первая форма допуска. Поэтому глаза у Игоря всегда были космически-грустными. И далекими, как звезды. Рост под два метра только добавлял им печаль в положительную бесконечность. С утреннего заезда до вечернего построения из комнаты не доносилось ни звука. Народ поговаривал, что Игорек сразу после прибытия укладывался на предусмотрительно изготовленный топчанчик и просматривал "Вокруг света", но доказать никто не мог, ибо самый тихий офицер служил на втором этаже штаба в отдельном закутке, и к себе в комнату согласно инструкции никого не пускал. Ну, разве что НШ, Сергей Николаевич, раз в месяц заглядывал (опять же, согласно инструкции), да особист, если ему было скучно, мог постучаться в дверь к соседу...
Дважды капитан, он уже помышлял о двух просветах с шайбой посередине аккурат под дембель, поэтому на карьеру смотрел спокойно... ну, как сытый кот на сметану.
Из кабинетика выглядывал только во время проведения работ, осторожно перемещаясь из штаба в аппаратную СЕВ в МИКе. Иногда, правда, заступал дежурным по части. Разнарядка, однако.
Во время дежурства компаний не искал, не торопясь, обходил вверенные ему окрестности, отмечая что-то в блокнотике непонятными никому значками: то ли хорошо, а может, недостаток какой - не определить. Военные - народ недоверчивый, к непонятному относятся с опаской, поэтому во время дежурств Игоря приключений не случалось, происшествия не наступали. Командиры немедленно это просекли и в его смену являлись слегка расслабленными.
Октябрьское прохладное утро вторника ничего не предвещало. Въездное КПП тщетно пыталось доложить о приезде уазика Шефа - трубку в дежурке никто не брал. На крыльце командира не встретили. Для дежурства "имени Игоря" это было настолько необычно, что даже аллегорию найти трудно! Посыльный с бледным лицом осторожненько подполз к НШ: "Там... Это... Давно уже... Не реагирует...". Тут пришла очередь побледнеть начальнику штаба - на соседней площадке недавно хоронили офицера: сначала застрелил из ружья жену, потом в себя. Быстрым кабанчиком подполковник метнулся к дежурке. Игорь одиноко сидел в "аквариуме" и тщательно записывал мелким почерком в журнал приема-сдачи столбики цифр. На вошедших не реагировал, и уж тем более не стал докладывать про "случилось и происшествия". Позади капитана чуть приоткрытой решеткой двери светлела комната для хранения оружия. Сергею Николаичу стало совсем плохо - очень реально представилась решетка в совершенно другом месте.
- Игорь?
...
- И-игорь?!
- А?
- Что это?
- Извините, Сергей Николаевич, у меня сеанс связи... Сверху.
Телефон, как впрочем и другие средства связи, безмолвствовали. Но дежурный по части продолжил бодро писать пятизначные столбики цифр в графу "Сдал". Страница как раз закончилась, Игорек перелистнул её, разгладил рукой страницы, взялся за ручку.
Осторожненько, бочком, НШ подкрался к капитану и аккуратненько изъял из кобуры пистолет.
- Пойдем, Игорек, надо поговорить. Сеанс потом продолжишь - приобнял он за плечи дежурного. Игорь покорно встал и, втянув голову в плечи, пошел к выходу.
РЭБовца списали вчистую. В часть он больше не приезжал. Семья в течение месяца сдала хату и уехала в Москву. Еще два месяца на работы мы приглашали спеца от соседей. Потом назначили нового.
Игоря практически не вспоминали - друзей и приятелей у него не было. Может только мимолетом, на инструктаже кто-нибудь из начальства ляпнет: "Крышу-то берегите, а то - ну, сами знаете". В городке он тоже ни с кем плотно не общался...
Вот только что интересно: года четыре обратно на океанском курорте ленинградские знакомые одного из молодых офицеров познакомились с русским, который работает в Германии менеджером в банке. С фотографии нам улыбался высокий мужик, удивительно похожий на Игоря...

Путевые заметки - 2.

Какой идиот сказал, что тот, кто ездил по Москве в час пик, тому сам черт не брат, море по колено и все дороги открыты? Плюньте ему в харю, ибо не был он на седых брегах Каспия! Именно тут старик Нобель изобрел динамит, (ну, кто в Баку был, тот этот дом на набережной знает), более того, я узнал мотив для его создания. Дикий пришелец - по-другому человека, вырвавшегося из гостеприимных объятий "штатных встречающих" аэропорта назвать сложно, попадает в не менее гостеприимный бедлам знаменитых бакинских таксистов. Нет, многие сейчас начнут кричать, призывая в свидетели Всевышнего и прочих, утвержая, что все приличные "знаменитые таксисты" расположены на узкой полосе земли, называемой военно-грузинской дорогой, ну да Бог им судья, раз они на него ссылаются, я говорю о том, от чего пострадал сам. Так вот, если Нобеля довозили до набережной бакинские таксисты, то желание взорвать все к чертовой матери у него возникло вполне обоснованно. Судя по повадкам, с тех времен менталитет этой братии абсолютно не изменился, дикостью отдает. Набросившись на "гостя" с темпераментом разбойника, вцепившись в его чемоданы с инициативой детского населения цыганского табора, вещая о преимуществах своего авто по сравнению с другими, с гвалтом восточного базара жертву пытаются затащить одновременно в пять машин. И это не преувеличение. Доказать? Ха! На раз! Итак, гость - один, таксистов - тьма, (не татары, заметьте), но!
Гость, как и всякая человекообразная тварь, имеет две руки, одна достается одному таксисту, вторая - второму. Наивно было бы полагать, что руки путешественника пусты, даже если он вышел с азербайджанской таможни. Нет, там как минимум один, а то и два предмета, которые, как уже не трудно догадаться, тоже попадают таксистам, причем, как правило, не тем, которые уже стали счастливыми обладателями рук гостя. А еще у "гостя" есть голова, которую во всех приличных местах, благодаря праматери всех таксистов городу-герою Одессе, принято морочить. Тут, конечно, не ухватить, но зато можно морочить ее нескольким таксистам одновременно, наиболее инициативный буквально секунд через тридцать "выдавливает" конкурентов, ухватив тебя за лацканы пиджака, ежесекундно их отпуская и разглаживая (извини, не сдержался!), а потом хватая вновь (паехали, машина - супир!). Ошалев от такого натиска, мысль о том, что сейчас тебя разорвут "на тысячу маленьких медвежат" возникает примерно через минуту. Если не пресек это дело самым волевым образом, то "встреча гостя" может длиться до 10 минут кряду, и уж поверьте, не всякий это сможет выдержать. Нобель не смог - изобрел динамит, потом, конечно, раскаялся, премию придумал, но это не оправдывает его. Задумал уничтожить - доведи дело до конца, а потом кайся! Нобеля нет, динамит есть, премия есть, бакинские таксисты тоже присутствуют - недоработочка. Должно быть два на два, а тут дисбаланс получается. Так, отвлекся я, извините. Короче, после "встречного марша", ты попадаешь в супер-машину самого "лючшего таксиста Баку", которая на поверку оказавается или жигулевской "шестеркой" или Рено-19, ну, или супер-пупер-агрегатом с гордым названием "Дачия", что является вроде как мутантом Рено, но румынской сборки. Вот тут-то и начинается самое интересное. Машина лихо срывается с места и несется метров триста до шлагбаума, возле которого стоит некто из охраны аэропорта и дорожный полицейский, гаец по-нашему. Стекло водителя опускается, эмоциональная перебранка с энергичными рукадвижениями наполняет салон и горным потоком низвергается на окресности, таксист чере пару минут выскакивает из машины, еще несколько минут пререканий на местном диалекте, расставание с измятой бумажкой неопределенного цвета, громкое хлопанье дверцей и машина срывается с визгом шин под приподнятый шлагбаум, едва не снося его. "Озвэрели!" - краткая характеристика мента и охранника. Дальше на тебя обрушивается Ниагара, состоящая из орущего приемника, вопросов, которые скорее свойственны таможне, но не таксисту, при этом, вопрос "куда едем?" всплывает ближе к концу первой тирады, которая длится минут пять. Ваши попытки вычленить из всего этого потока нечто, что требует реакции вежливого человека, сводятся на нет самим процессом езды. Дорога из четырехполосной, как это заведено на территории бывшего СССР, "вдруг" становится двухполосной, но мы этого не замечаем. Нет, замечаем, конечно, но не очень, просто если раньше все ехали в семь рядов по четырем полосам, то теперь все едут в шесть рядов, но по двум. Разнообразия добавляет вой автомобильных сигналов, причем их интенсивность такова, что это напоминает чуть испорченную сирену воздушной тревоги времен войны. Да, чуть не забыл! Бакинский таксист - это еще ко всему прочему человек воспитанный, и вариант извинения, типа, "ничего, что я к вам спиной сижу" его не устраивает, он должен видеть глаза собеседника, а потому он реже смотрит на дорогу, чем на пассажира. Если кто еще не понял, то руки бакинскому таксисту даны Всевышним для следущего: 1) ухватить потенциального пассажира, 2) отнять его багаж у конкурентов, 3) нажимать на сигнал его "супер-авто", 4) разговаривать. Как видете, про управление авто тут не упоминается, т.к. машина - супер и она не едет, а летит. Все бы ничего, но "полет" омрачают менты, которые кормятся с большой дороги, правда, нужно отдать им должное, кормятся они по установленным и нерушимым правилам. Выглядит это так. Менты расположены на дороге в пределах видимости друг от друга и если один уже получил свой ширван, то двое следующих машину не тормозят, это добыча следующего. Следующую тачку берет в оборот уже второй гаец, соответственно очередь сдвигается на одного дальше. Пока я доехал до центра, нас тормознули раз пять-шесть, и каждому был отдан пресловутый ширван. Поездка была не томной, это точно! Больше всего радовали маршрутки, которые по размеру чуть уступают нашим ПАЗикам, но по наглости оставили далеко позади наших "газелистов". Высадить пассажиров из третьего ряда на капот "чайника", который не успел вовремя слинять от потенциальной угрозы десанта, просто святое дело. Двери у этого чуда турецкого автопрома не закрываются в принципе, а понятие "маршрут" считается атавизмом, таким же, как и ПДД. ПДД, разметка, знаки... Ха! Детский лепет! Светофоры - вот организатор движения! Ну, и менты, конечно, враг этого самого движения и его правильной организации. Но вот вы врываетесь в старый город, и его узкие улочки, на которых способны разойтись встречными курсами разве что дама с детской коляской и автомобиль "Ока". Рывки авто, визг тормозов, сигнал, приемник и бакинский таксист сливаются в единый ансамбль, который странным образом позволяет разъехаться двум КАМАЗам, ну, или той самой маршрутке и вашим "Жигулям". :))) И вот наконец ты оказался на Площади фонтанов, возле "Искандер палац", облегченно вздыхаешь и слышишь цену, которая тебя ввергает в тягостные сомнения. Поверьте, это всего лишь на секунду! Мысль о том, что вы можете в доли секунды оказаться в заложниках у бакинского таксиста, который решит, что "Искандер" вас не устраивает, но по такому случаю есть "Шаратон", о чем он незамедлительно известит вас, а раздавшийся сзади сигнал другого бакинского таксиста, сведет время раздумий до той самой секунды. Вы без сожаления расстанетесь с объявленной суммой денег, тем более, что вы еще ни черта не соображаете в курсе местной валюты ни к рублю, ни к баксу.
Пробыв три дня в Баку, вы будете думать о том, как они тут ездят, пробыв неделю вы будете на сто процентов убеждены, что вы тут ездить не сможете никогда, а вернувшись домой, в сутолоку московских пробок, вы будете восхищаться образцовой ездой соплеменников. Увы, эти впечатления недолги! :)))

Взлетная полоса

Учебная батарея спала. Спали курсанты, заезженные за день строевой, физической и прочими подготовками, вечерней игрой "Отбой - подъем" и криками сержантов. Спали сержанты с чувством исполненного долга в деле подготовки достойной смены. Сидя на кровати, спал тревожным сном дежурный по батарее. Не спали только двое дневальных. Вооружившись ведрами с водой, кусками хозяйственного мыла, тряпками и щетками от полотера, они медленно, как боксеры по углам, расходились в противоположные концы прохода между кроватями.
Кравцов дошел до стены и повернулся. Перед ним, проходя через пять взводных и один шинельный кубрик, через оружейку и ленкомнату, тускло блестя при свете дежурных лампочек, лежала она, Взлетная Полоса - дорожка из белого линолеума. Утром, когда батарея вздрагивала от вопля дневального "Подъем!" и курсанты с грохотом вскакивали, Взлетная Полоса сверкала девственной белизной, к обеду она становилась как исчерканный карандашом
душевнобольного художника лист бумаги, а во время вечерней поверки можно было только гадать о первоначальном цвете линолеума. Однако, к утру Полоса каким-то чудом вновь становилась ослепительно белой. Вот с этим чудом и предстояло сейчас познакомиться Кравцову и его товарищу по несчастью Мишке Захарову.
Кравцов хмуро посмотрел на маленькую мишкину фигурку, видневшуюся в конце Полосы и принялся тереть линолеум щеткой. На профессиональном жаргоне дневальных это называлось "пошел на взлет". Мысли нестройными рядами расползались в стороны, путались, но от воспоминаний о доме, приятелях и любимой девушке постоянно возвращались к тому, какой идиот придумал положить в казарме белый линолеум. Возможно, другого цвета не было на складе, или это было сделано с целью обеспечить дневальных работой в ночное время? Последнюю мысль Кравцов решительно отмел.
За три месяца службы он уже усвоил, что были бы дневальные, а работа для них всегда найдется. Итогом размышлений был вывод о невозможности установить фамилию идиота, а выбор цвета определялся жизненным принципом "чтобы служба медом не казалась".
Время шло, и коллеги медленно сближались. Торжественная встреча состоялась точно по расписанию у тумбочки дневального. Усталые, но довольные результатом помывки Взлетной Полосы (чтоб она сгорела), они встали с колен и пожали друг другу мокрые холодные руки. Впереди их ждала уборка отхожих мест.