ЧАРЛИ ЧАРЛИ БРАВО!
Окончание

- 'Чарли', прошу возвратить американскую собственность, - воспрянул духом крейсер.
- 'Леги', вас не слышу. Самолеты шумят. Повторите по - слогам.
О, чудо! 'Викинги' отвернули на юг и улетели, чтобы больше не показываться.
- Советский корабль, повторяю! Отдайте мишень!
- Что говорить? - посмотрел на черного как туча командира.
- Пошел он в Сан Диего вопросы задавать! Ври дальше! Вахтенный, курс 270 на Владивосток. Командира БЧ - 4 ко мне! - начал звереть Прокопыч.
- 'Леги', повторяю - мишень на борту не имеем! - огрызнулся на 'адмирала', и это прозвучало как каламбур в контексте ситуации.
Примчался Вова Пряник, главный связист, и, подходя к командирскому креслу, завернул влево ручку громкости радиостанции, пригасив занудное бормотание 'Леги': 'Прошу:Требую:Настоятельно требую!'.
- Срочно дать связь с оперативным штаба! - приказал Прокопыч.
Лучше бы не давал, так как совет дежурного из Владивостока оказался столь же бесполезен, как ветер для повесившегося слесаря Петрова.
- Что делать? - спросил командир перебиваемого атмосферными помехами оперативного.
- Что - что! Завернуть в брезент, положить груза и тихонечко ее за борт! Как в песне!
- Не могу - обложили со всех сторон!
- Тогда сообщайте в Москву и крутите:винты!
Опять прибежал Пряник и получил распоряжение кэпа 'звонить' в Главный штаб.
Разговор с москвичами тоже ничего не принес - там мрачно выслушали доклад и дали лишь одну рекомендацию: 'Морду топором, курс на Владивосток!', что уже почти шесть часов и делалось. Мимо проплыл Сан Николас, на котором 'скрежетал зубами и ломал об колено подзорную трубу' главный диспетчер полигона, уже получивший нагоняй от своей 'бэби' и простившийся с личными субботними планами. Тут - то американцы и осознали - еще часов шесть этой гонки и воскресенье накроется тоже! 'Давить' русских за пределами полигона будет гораздо сложнее, а ночь поможет им, при желании, скинуть 'рыбку' туда, где глубины более километра, компьютер - в карман и концы в воду. Опять позвонила 'бэби' и сообщила о поломке газонокосилки, которой она пыталась 'подстричь' выброшенную на улицу одежду мужа. И 'Плид Контрол' вышел из себя, попутно вспомнив о долге!
- 'Леги', на борту ракеты находится цифровой компьютер, пропажа которого чревата для вас! Приказываю провести специальную операцию против русских! - заорал он без стеснения, забыв, что 'приговоренный' тоже слышит.
- Добро, - зверски улыбнулся Прокопыч, приняв доклад о планах американцев. - Старший помощник, играйте боевую тревогу!
Через десять минут по бортам 'Чарли' лежали матросы с автоматами в руках, а на полубаке офицер и двое мичманов безуспешно пытались зарядить единственное достойное оружие корабля - шестиствольную 'фукалку' АК, которая с момента постройки корабля всегда клинила после третьего выстрела. Отчаявшись зарядить ее, нештатные 'артиллеристы' показали 'Леги' средний палец и направили пустые стволы в его борт. 'Адмирал' оценил жест и дал фрегатам отбой. Стволы американских орудий медленно поползли в исходное положение.
Дальнейшее совместное плавание стало приятной прогулкой под руки с холодно - галантными фрегатами, за действиями которых следил чапающий в кильватере крейсер. Теперь он молчал, смирившись с судьбой и надеясь на Всевышнего. По курсу лежал бескрайний Тихий океан, давно 'утопивший' за горизонтом американское побережье и шумом волн заглушивший отборный мат 'нервного' центра полигона.
Тут-то и подключился 'Всевышний' - Большой Белый Вождь из Вашингтона, приславший приглашение советскому военному атташе посетить пятиугольный дом на берегу Потомака. Тот нагладился, одел ордена и прибыл:искать пятый угол. 'Найдя' его, обиженно доложил 'Двенадцати Толстякам' из Политбюро. Выслушав атташе, они пригласили 'на чашку чая' своего главного флотоводца, лучший друг которого, 'Главный Толстяк', уже давно лежал у стены, и поэтому Горшкову стало сложнее защищать честь Флота. Получив вводную, адмирал начал действовать. Действие в тех высоких сферах - это бесконечные разговоры по телефону, позволяющие выяснить степень угрозы своему положению, найти рычаги для его сбалансирования и, уже исходя из этого, найти виновных и наказать невиновных. Горшкову же нужен был компромисс - сохранение 'невинности' командира 'Чарли' - ибо кто как не сам Сергей Георгиевич утверждал руководящие документы, сделавшие экипажи кораблей 'клептоманами', прикарманивающими любую найденную железяку и делающими это настойчиво и последовательно!
Последним звонком в его списке стал звонок нашему кэпу. С приговором!
- Тащ командир, Главком на связи! - всхлипнул Вова Пряник, нервно почесывая 'обожженную' руку, которая только - что держала трубку 'красного' телефона, печально глядя во внезапно ссутулившуюся спину Прокопыча. Зачем - то кэп взял в радиорубку и меня. Видимо, чтобы было кому вынести его грузное обесчещенное тело и бросить за борт в пустынные воды Тихого океана. До американского берега уже было миль триста:
Попрощавшись глазами с окружающими, кэп собрался, взял трубку и ЗАОРАЛ: 'Товарищ Адмирал Флота Советского Союза, докладывает командир:'. Слова кэпа и Горшкова репитовались включенным динамиком, откуда донеслось в ответ: 'Командир, ракета действительно у вас?'.
- Так точно, товарищ Ад:
- Какого хрена вы ее взяли на борт!
- Добывали образцы оружия и боевой техники, тащ Ад..Флота.
- Приказываю! Срок полчаса!! Возвратить ракету американцам!!! Доложить об исполнении!
- Не могу, тащ Ад:С:С:
- Почему?
- Волнение пять баллов и ракета:эта-а: не в порядке:разобрана.
- Собрать и возвратить! - завизжал динамик.
- Не могу, тащ Ад:Совюза! - и это было уже второе 'немогу'!
- Па-а-а-чему!!?
- Мы ее топором ломали:
- Так бы сразу и сказал! Договорись с американцами о времени и условиях передачи груза. Об исполнении доложить! - почему - то смягчился Горшков, услышав о топоре. Ассоциации:Тяжела жизнь на Олимпе!
Усталый, но довольный, тем, что кровь не пролилась, командир махнул мне рукой: 'Иди, трепись со своим 'друганом'! Обрадуй 'Леги', что мишень случайно нашлась'.
Третьи сутки бесцельно телепающийся за нами обиженный крейсер на вызов отвечать не хотел. Ответил лишь тогда, когда я 'оставил на его автоответчике' давно ожидаемое: 'Леги', мишень у меня на борту. Готов обсудить процедуру ее возвращение'.
Сказать, что американцы оживились, значит - ничего не сказать. Они возбудились, заулыбались, закудрявились и побежали звонить своим 'бэбям, ханям и свитхартам'.
- 'Чарли', а как передавать будем? Ошвартуемся бортами? - спросил командир крейсера, подразумевая братание и 'большой бэмс' с русскими. Ну их, 'бэбей' этих! Мужской выбор!
- Он что, головой ударился! - заорал едва выживший Прокопыч. - Скажи, что передачи не будет. Вернее, будет, но потом:когда возвратимся на Пойнт Мугу и прикроемся островами.
Это сообщение не омрачило радость американцев, которые расступились и позволили нам беспрепятственно лечь на курс, ведущий обратно к Америке.
Возвратившись на почти штилевую воду восточнее Сан Николаса, 'Чарли' и его почетный эскорт легли в дрейф.
- Швартоваться бортами будем? - не потерял надежду 'Леги'.
- Скажи больному, что мы готовим специальный плот, на котором отправим 'рыбку'. Пусть ждут. - хитро улыбнулся кэп, зная, что механики уже сваривают две бочки из - под машинного масла, а боцман готовит настил из досок. Позже, когда 'плот' был готов, принесли брезент, в который свалили то, что осталось от ракеты. Пчел чуть не рыдал, прощаясь с двигателем; матросы же, поглаживая 'совканолевые' атласные трусы, радовались Шуркиному горю и своему нехитрому счастью. Вот и развязка: плот с пришкертованным тюком поднялся в воздух на кран - балке и осторожно лег на водную гладь. Спустившийся по шторм - трапу боцман дал ей прощальный пинок, и мы пошли на ходовой ждать неминуемые вопли и проклятия от 'Леги', которому никто и никогда не говорил, что он получит 'конструктор 'Лего' вместо целой и невредимой мишени, и будет ли среди 'кубиков' рыбкин мозг, и если будет, то в каком состоянии:
От крейсера отвалил катер с сидящими офицерами и матросами в касках и спасательных жилетах. Подцепив наше убогое плавсредство багром, американцы подтащили его к борту, ловко подняли и поставили на ют, завершив второй тайм со счетом 2:1 в свою пользу.

Третий тайм был скоротечен и принес неожиданные результаты: 'Леги' вышел на связь, сладким голосом предлагая поговорить на прощание.
- 'Чарли', благодарю Вас за содействие и СВОЕВРЕМЕННУЮ помощь! - восторженно пропел командир крейсера. - Считаю инцидент исчерпанным. Желаю приятного плавания!
Мы чуть не всхлипнули от такой душевности и помахали ему пилотками на прощание. В наших глазах стоял большой знак вопроса! Что было позже, когда мишень привезли на Пойнт Мугу и собрали 'кубики' воедино, нам не известно.
А к вечеру прибежал боец с информационной лентой агентства 'Ассошиэйтед Пресс', которое сообщило: 'Пример плодотворного сотрудничества. Советский военный корабль, находившийся в районе стрельб американского флота, поднял приводнившуюся ракету - мишень и ПО ПЕРВОМУ требованию возвратил ее кораблю ВМС США. Командование Флота сообщает, что передача произошла без инцидентов в дружественной атмосфере'.

Возвратившись домой, наш командир не получил ни выговора, ни благодарности. А через год 'Чарли' опять сходил на Пойнт Мугу и привез оттуда еще более 'навороченную' ракету - мишень, которая долго лежала под забором бригады не нужная никому. Начиналась Перестройка! Я же иногда достаю кусок обшивки хвостового оперения той первой 'рыбки' с надписью Northrop Ventura division и следами корабельного мазута 'Чарли', вспоминая. 'Чарли', мой 'Чарли', за что же они тебя порезали в расцвете сил! У тебя отняли будущее, но какое яркое прошлое за кормой!
Тебе, мой корабль:

Байки второго отдела ОКПП 'Одесса'. Здравствуй, здравствуй Новый год!

Всем, кто встречал его на посту, посвящается.

Так уж получилось, что все встречи Нового года у меня проходили непосредственно на границе. Первый Новый год я встретил, будучи часовым у трапа, а второй помощником по оформлению. Расскажу о втором случае, как более 'тяжелом'. Зима, как всегда, создала кучу проблем. Осенники уволились, существенно снизив численность личного состава, учебный с нового осеннего призыва еще не появился, а когда появится, то толку с них еще никакого. Стажировать, смены им по три часа организовывать, короче, беда. Основная нагрузка легла на нас, весенников-дембелей, роем уже даже не через шесть, а как Бог даст. Сплошной недосып: то на границе, то досмотровая, то еще какой-нибудь сюрприз.
Этот Новый год начался для меня числа 28 декабря, по боевому расчету меня вогнали в 'помощники', я, естественно, ответил 'Есть' и тяжело вздохнул. Перспектива была еще та. Лучше бы на границу, понятно дело, при плановом хозяйстве пароходы выталкивались из порта, как из пулемета. Конец года, план давай! Вспомнили девизы последних пятилеток? Если ты на границе, есть шанс пожрать и поспать хоть немного, а тут - увы! Все накрывалось медным тазом, даже перспектива пожрать салатиков на пароходах во время комиссий не радовала. Оставалась небольшая надежда на то, что на следующем боевом будет назначен новый помощник.
Только закончился боевой и мы собрались на ужин, вылетел дежурный офицер, майор Васильев, и крикнул: 'Помощник! На выезд!' Блин, пожрали, называется. Пошел одеваться. Кольке заказал расход на себя. Дальше все было, как в калейдоскопе. Менялись офицеры, пароходы, машины, сутки. Я никак не мог попасть на боевой! Лозунг 'Смены не будет!' уже выкристаллизовался во вполне конкретную реальность. Но я уже жил вне этой реальности. Отсутствие сна на третьи сутки вогнало меня в ступор. Я появлялся на пороге отдела, а меня встречал уже новый офицер с портфелем и желанием срочно отправить за кордон очередной пароход, жрал я где придется и что придется. От бешенного количества выпитого кофе и выкуренных сигарет сердце стучало, как кувалда по деревянной бочке. К 31 декабря я уже полностью перешел на автопилот. Я все видел, все слышал, я ходил, ставил штампы, проверял паспорта, идентифицировал личности моряков, но абсолютно ничего не соображал. Иногда я проваливался в забытьё, именно так, а не в сон, обычно это происходило в машине по пути на комиссию или с комиссии или на портофлотовском катере, когда оформлялись на рейде. Новый год наступил на очередном пароходе. Все дружно выпили по бокалу шампанского, только мне, благодаря неимоверной заботе майора Заикина, пришлось удовольствоваться 'Пепси'. Блин, и тут облом! Следующие два дня паспорта моряков советского торгового флота штамповались исключительно 31 декабря. У них это было просто счастьем, еще бы, валютка-то начислялась по дате отхода. А мы, мы 'гнали план за год', помогали пароходствам. На седьмых сутках, приняв приходом 'вражеский' танкер, я сидел за 'Голавлем' проверял и фотографировал паспорта моряков. Темная комната, зима, темнеет рано, ультрафиолет, экипаж филиппинцы. Паспорт, фото, просвечиваем, слой под фото ровный, наплывы клея однородные, вкрапления волокон в страницу, спецзащита, пять красных волокон, три зеленых, синие, на месте. Бред сумасшедшего. Следующий.
- Рихард, ты, что? - разбудил меня голос майора Шуры Кондратюка.
- Сан Николаич! Я сейчас, едем!
И я снова провалился во мрак. Оказалось, что я пытался встать и начал падать, а он меня поймал. Поймав, он потащил меня на себе в кубрик и положил на койку. Тут я очнулся.
- Я сейчас, сейчас! - бормотал я.
Кондратюк взял меня за виски повернул к себе и спросил: 'Ты какие сутки не спишь? Сколько уже на службе?'
- А какое сегодня число?
- Четвертое.
- Тогда, кажется, седьмые!
- Спи!
И он начал меня раздевать, майор снял с меня сапоги, китель, ну а портки пришлось снимать самому. Как только я прислонился к подушке, сон накрыл меня своей пеленой, и уже через эту пелену я слышал как Шура орал на зама по бою, на взводного, на начальника отдела за мой рекорд. И орал он не потому, что ему до дембеля было две недели, нет, просто он был классным мужиком. У всего личного состава в отделе было три офицера-любимчика: Швыдкий Анатолий Михайлович, Гена Солодков и Шура Кондратюк. Впоследствии выяснилось, что меня просто забывали менять, смотрели журнал службы, видели, что я на оформлении, видели острый дефицит людей и оставляли меня на оформлении. Дежурные по отделу менялись и в книгу службы тоже особо не заглядывали, а что в нее смотреть, ты же за свои сутки дежурства отвечаешь. Так меня и позабыли.
В тот Новый год я поставил два рекорда отдела, была у нас такая полуофициальная статистика, семь дней на службе с общим количеством пребывания в расположении части 1 час 53 минуты, а второй - 28 часов непрерывного сна. Проснулся я от чувства дикого голода, пошел, поел и снова завалился спать. Рванул морду еще на 16 часов.

Вот таким для меня выдался 1987 год. Ничего необычного, ничего смешного, но просто вспомнилось и захотелось поделиться с вами. Давайте вспомним своих сослуживцев перед Новым годом, вспомним, улыбнемся и пожелаем им простого человеческого счастья.

С наступающим вас, мужики, я вас всех помню и надеюсь, что все у вас нормально!

Р.S. А в третьем отделе был тоже один раз рекорд. Парня на границе забыли на полутора суток, передали из одного наряда в другой, а в отделе поменяли схему охраны парохода. Мужик стоял без связи и офигевал, пока про него не вспомнили.

Яма.
(не Куприн)

Военная кафедра нашего института несколько лет подряд становилась лучшей военной кафедрой Союза. От здания кафедры, аудиторий и наглядных пособий исходило прямо-таки сияние военно-педагогической мысли - к примеру, умелыми от безысходности руками студентов был создан стенд "Инженерно-саперный батальон в наступлении". "Эка невидаль!" - скажете вы и ошибетесь, поскольку стенд был, во первых, размером 3 на 10 метров, во вторых, электрифицирован и, в третьих, механизирован - все там ездило, шевелилось, УР метал заряд разминирования, траншеекопатель вел свой хитрый зигзаг - Варкрафт отдыхал, Военно-инженерная академия завидовала необычайно. Справедливости ради отметим, что стенд работал дважды в год по случаю очередной комиссии и после недельной подготовки.
Плац перед кафедрой был обширен и окультурен. Трава причесывалась граблями, асфальт мылся из шлангов, поребрик и разметка регулярно подкрашивались, трибуну, на которой ежедневно возвышался завкафедрой, мечтало умыкнуть мытищинское начальство на предмет первомайских демонстраций. Плац также сиял, в особенности в темное время суток - вдоль стороны, примыкающей к полю, переходящему в сталкеровский промпейзаж, стоял десяток аккуратно покрашенных бетонных фонарных столбов. Еще десяток фонарей свисал с карниза трехэтажного здания кафедры, так что при полной иллюминации плац был виден с Луны как минимум. Но двадцати фонарей показалось мало и одинокий двадцать первый фонарь был воткнут недрогнувшей рукой в самую середину плаца. Конечно, что двадцать фонарей, что двадцать один - разница невелика, но двадцать первый столб стоял ровно на пути взводных коробок после команды "Кафедра, направо! Равнение направо! Шагом марш!". Приходилось, равняясь направо, косить глазами вперед и ловко увиливать корпусом, избегая встречи с твердым бетонным цилиндром, сохраняя при этом равнение и стройность шеренг. Тем не менее, раз в неделю кто-нибудь по задумчивости влипал в столб. Скрежет зубовный и непрерывные просьбы убрать столб результатов не давали, пока в него не вписался сын проректора.
Снос столба поручили майору Трифону (см. истории "Засада" и "Я часовой, я часовой"). Для начала Трифон пригнал бульдозер и вознамерился протаранить столб, не задумываясь над тем, что после придется перекладывать асфальт. Однако по пути к столбу, еще на грунте, бульдозер снес некстати торчавший гидрант и окрестности кафедры облагородились фонтаном. Решительный Трифон приказал бульдозеристу задавить гейзер грунтом, и вскоре мы обозревали болото вне кафедры и озеро в подвале оной. Трифон получил фитиль, водоснабжение было приведено в порядок институтской аварийной бригадой, а столб остался.
Второй подход к снаряду был совершен под руководством майора Васи по прозвищу "Два Стакана". Вася здраво рассудил, что при наличии дармовой силы в виде студентов незачем корежить технику и кликнул добровольцев - дескать, два часа тяжелой работы, а потом свободны от занятий. Добровольцев сыскалось человек пятнадцать, и пришел к ним День Строителя египетских пирамид. Из инструментов имелись лопаты да ломы (от сети изделие отключили загодя). Высота столба - порядка 10 метров, вес - тонны полторы точно. Вопрос: как уронить столб без жертв и разрушений? Ломами вскрыли асфальт и начали потихоньку подкапывать, заваливая столб в сторону от здания, ушло на это каких-то четыре часа. Потом столб "весело взяли и весело отнесли", то есть откатили за плац. На этом добровольцы посчитали свое дело завершенным и разошлись, а на месте столба осталась преизрядная ЯМА.
На вечернем прохождении студенты головного взвода, как-то ухитрились ее обойти-перепрыгнуть, благо поле зрения никем не было закрыто, но высматривавший привычным косым взором помеху в виде столба следующий взвод такой подляны никак не ждал и ухнул в яму почти целиком.

(найдено в архивах, автор неизвестен)

Случилось это в давние времена армейской молодости.
Служил в нашей части подполковник Юрий Герасимович. Мужик крупный - под 2 метра ростом. Большой любитель выпить, но однажды, при очередном посещении московского ресторана (в те времена даже подполковник мог себе это позволить), после изрядной принятой дозы он углядел непорядок в зале ресторана - пальма в кадке чахнет и стал ее поливать. Администрации ресторана такое вмешательство в ее хозяйство, вероятно, не понравилось, была вызвана милиция и в конце концов дело о недостойном поведении офицера попало в часть. А поскольку он, естественно, был членом КПСС, то сначала партия и разбиралась.
Идет заседание парткома (партийный комитет - для тех кто не знает).
Замполит Александр Григорьевич (милейший, кстати, человек, светлая ему память) спрашивает:
- Сколько же вы, Юрий Герасимович, выпили? Тот отвечает:
- Ну, литра два водочки, не больше.
- Два литра, - говорит замполит, - я и воды не выпью.
На что сразу последовал ответ:
- Воды два литра - и я не выпью...