НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ, ПРОРВАЛО!
А вот я вам такую байку подгоню. Ехали мы, значит, ехали. Куда, - не важно, потому что не помню. А не помню - потому что уже дедушкой совецкой армии был. Ну и трали-вали, - трое суток в вагоне - размочить тоску полагается. Замок-замком, положение, вроде, выпивать не обязывает со всякими там подчинёнными. А хочется. И люди хорошие, душевные. Вон, у аккумуляторщика, рожа какая душевная! А сколько мольбы во взгляде! Шесть тонн мольбы.
Идёт себе поезд, тюхает, просторы СССР, хвостом виляя, прошивает. Вагон - последний, плацкартный, за ним только аэродинамическая тень и пол-Сибири. В заднем тамбуре у меня часовой расставлен(стекла там не было), и в переднем. Тоже часовой. Но, млять, глупый. Но, млять, компанейский. Типа, под свово пацана всю дорогу косил. Бунявский, или Буневский, или Бунхрензнает, короче, не помню фамилие. Мои коллеги непогоды боялись, окна позакрывали. А я как-раз от старшины шёл, с процедур. Дверь к нам открыл, - мама моя ридная, - в нос меня каааааак шибанёт духом алкогольным. Я кааааак дам только сальтишко назад. И не одно. Два, а может три. Потому что портяночным духом оттуда тоже пахло. Нууу, думаю, ни хера такая конспирация не пройдёт.
На народ поорал немного, окошки пооткрывали, проветрили жилище и сели. В конце, в самом последнем "купе". Пару-тройку складных стаканчиков положили под язык, похорошели. Мозги аж, прям, на глазах чётче работать стали. И чую я, мысль ко мне в тыл заходит. Стоит, затылок мой сверлит. Потом обходит с фланга и маваши, млин, гери мне прямо в мозжечок.
-Спалимся мы, товарищ старший сержант, - говорит левое полушарие мозга правому.
-Млин, точна, спалимся, - соглашается правое. (Редкое единодушие, надо заметить)
-А давай, переднему караульному скажем, чтобы если что, чтоб, ну, вообщем, это, ...предупредил, если что.....(тут полушария на стаканчик отвлеклись и про КАК? "предупредил", мысль недоговорили).
А я, пока, вистибубмлятьфу, слово-то какое. В общем, пока ноги носят, дёрнул я к переднему дневальному, про товарищество напомнил.
Тот заговорщически кивнул,
-Бу сде, тащ страшлнт (тоже млин, словоиспускание).
-Смотри мне, - указал я на прощанье и направил стопы в своё адмиральское купе, руководить утренником. Дверь в вагон открыл, носом потянул. Вроде, амбре улеглось. Главное, - вовремя ёмкости зашхерить при подаче условного сигнала.
И понеслась. Четвёртая, пятая, потом сложнее, двузначные числа пошли. Потом я девке какой то, что на перроне в носу ковырялась, в любви признавался и впал в романтическое, по всем признакам, настроение. Я это настроение за полверсты чую. Как только руки к гитаре тянутся, - всё, романтика явилась, сливай воду, затыкай уши. И затянул я песнь. Про флот Стеньки Разина, и особенности навигации по простору речной волны. Допеваю первый куплет, уже на припев построился, и вдруууг...... скрежет, визг, тарарам, все на полу лежат. Постели, шинели, люди, скотина, багаж. Всё лежит. И Антошка, рыжий. Лежит в проходе, почти у тамбура переднего. С юга на север простирается. А в вытянутых руках,- пузырь наша. Целёхонькая. Стоя. Мне аж захотелось обнять его, друга сердечного. Как он её! Не пожалел живота своего, проехался на ём вдоль вагона, а самогонку спас.
-Вот какие воины у нас, - подумал с гордостью и на правах старшего по вагону направился выяснять.
А в тамбуре Буневич(явский?) стоит, грудь выпятив.
-Чё случилось?
-Предупредил, как просили, товарищ старший сержант! - ответил часовой, кивая на комвзвода, озадаченно докуривавшего в предыдущем тамбуре.
Вот он, какой находчивый. Только дальше ехали расконтрившись.
А пломба? - спросит привередливый. Что пломба? По составу пролетели, ещё парочку кранов сорвали. И пусть в затылке чешут.
|
