ПОКАЗУХА Виктор
АФОНЧЕНКО


--------------------------------------------------------------------------------


Что для армии показуха? Для командования части - возможность порадовать вышестоящее начальство какими-нибудь неизвестными в других подразделениях трюками, продемонстрировать служебное рвение и старание. Для личного состава - досадная трата времени и сил. Необходимость целыми днями заниматься ерундой, которая ни в жизни, ни на войне не пригодиться, да еще и переживать за результат.
21-я БРОН ждала начальство. У водолазной группы на случай зимнего приезда командования или журналистов было "дежурное блюдо". Боец, одетый в костюм УГК нырял в одну майну, выныривал в другую и тарахтел холостыми.
Нырял, разумеется, на сигнальном конце. Объяснялось это как упражнение на тренировку психики. Замкнутое пространство, холод, потеря ориентиров. Боец должен все преодолеть и не просто вынырнуть, произвести стрельбу. Но на этот раз дешево отделаться не удалось. За неделю до приезда начальства меня вызвал комбриг. В это время я выполнял обязанности инструктора спецподготовки Г.С.Н., и подготовка водолазов входила в круг моих обязанностей.
- Иваныч, надо сварганить что-нибудь грандиозное. Во-первых, командующий наш номер уже видел, во-вторых, меня предупредили, что с ним будет американский корреспондент, который пишет о боевых пловцах всего мира.
- Просили показать ему что-нибудь такое, чего он нигде не видел. Ты подумай и доложи.
Я сходил на пруд. Солдаты I-го года службы уже долбили майны. Ближайший ко мне выдолбил пешней почти круглое отверстие, стоя посередине будущей проруби; вид полностью отсутствующий. Боец додолбил круг и начал уходить под лед. Завалился на бок, утопил пешню, вымок до пояса, но выбрался. И тут меня осенило, чем будем повергать американца. В пятидесяти метрах я приказал выдолбить третью майну, а пока принести и подготовить водолазное снаряжение.
Когда майна была готова я, взяв 2 ледовых крюка (альпийский крюк, который ввинчивается в лед) пошел в воду. Один ввинтил под водой около первой майны, затем на сигнальном конце дошел до второй и ввинтил второй крюк. Между ними натянул как струну тонкий не растягивающийся кевларовый трос. Теперь осталось только присоединить к тросу на карабине акваланг, и общий план показухи созрел:
Сначала "дежурное блюдо". Это, мол, тренируются наши бойцы. Когда боец отстреляется, - А вот это могут наши офицеры. Я в мокром костюме подхожу к майне, беру по компасу направление и, сделав гипервентиляцию без сигнального конца, только в маске, ластах и костюме ныряю в майну, якобы на задержке дыхания. Под кромкой льда включаюсь в аппарат, плыву 50 м по кевларовому тросу до второй майны, держа акваланг перед собой, оставив аппарат у края майны, вылезаю на лед, закладываю заряд ВВ, (который, разумеется, заложен заранее). Опять делаю гипервентиляцию, беру направление, ныряю и, далее все в обратном порядке. Вынырнув, делаю вид, что привожу в действие радиоуправляемое устройство. Саперы из кустов по сигналу взрывают заряд. Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Дурить начальство, а тем более американцев - дело святое. Угрызений совести я не испытывал.
Дело было не хитрое, любой более менее подготовленный водолаз мог бы это сделать. Но бойцы срочной службы могли работать только в зимнем костюме УГК; бассейна отродясь не видели и включаться в аппарат не умели
(тем более подо льдом). Офицеры заняты на других участках, приходилось все делать самому. Прокрутили репетицию. Комбриг в восторге. Проныривание заняло полторы минуты.
Но... Звиздец подкрался незаметно. В день показухи я свалился с температурой. Ангина. Пришлось срочно просить друга Игоря Никонова заменить меня в главной роли. Мороз сильный. Лезть в майну для тренировки, а потом на морозе ждать, когда придет начальство - нонсенс. Решили, что ничего непредвиденного быть не может. Сработает и без репетиций.
Наконец торжественный момент настал. Командующий в сопровождении комбрига, офицеров штаба и целой кучи(!) корреспондентов!!! Сначала "дежурное блюдо". Это боец срочной службы. Боец сработал отлично, у корреспондентов глаза на лоб полезли. Этим командующего уже развлекали, а им в новинку. Интересно, который из них американец, из-за которого весь сыр- бор?
И вот - гвоздь программы. Никон подходит к майне, делает гипервентиляцию, берет направление по часам(!) (компас в суматохе забыли) и без всплеска уходит под воду. На льду тишина. Проходит минута, вторая. Пора бы и вынырнуть! Третья, четвертая. Командующий смотрит на комбрига и краснеет. Комбриг смотрит на командующего и бледнеет. Корреспонденты переглядываются и переговариваются. Пятая минута. Ну!!? - зловеще произносит командующий. Комбриг поворачивается ко мне: В чем дело? Я, зная, что ничего в принципе произойти не может, отвечаю: "Наверное мимо майны промахнулся, сейчас найдет". Но у самого уже на душе неспокойно. Шестая: страхующий водолаз в майну! Корреспонденты, видя, что на глазах рождается сенсация, начинают щелкать фотоаппаратами. Седьмая минута на исходе и тут выныривает Никон! Выползает на лед, начинает закладывать заряд ВВ. На льду немая сцена. Никон делает гипервентиляцию, берет направление... Стой!!! - комбриг по сугробам бежит к майне, смешно задирая сапоги. "Отставить!!!" Никон, пожав плечами, идет по поверхности льда обратно. Все жмут ему руку, командующий удостаивает похлопыванием по плечу. Толпа уходит смотреть очередной аттракцион - разведроту на полосе препятствий.
Отвожу в сторону Игоря: "Никон, ты что с ума сошел? Комбриг чуть ежа иголками вперед не родил?!!"
- Да ласта у меня слетела. Потом в ил зароется - хрен найдешь, а фал кевларовый не растягивается, пока дотянулся. Аппарат то страшно оставить, чтоб до дна достать. Висел и ногой пытался подцепить. Потом пока надел, пока то... се...
- Ты хоть знаешь, сколько ты под водой просидел?
- Думаю минуты 2 - 3.
Не знаю, что подумал американец, но, думаю, ни в одной армии мира ему такого аттракциона не показывали.
http://www.vrazvedka.ru/main/artlyt/afonchenko.shtml

Немецкий язык-5.
Окончание, начало в выпусках 496, 497, 499, 500.

После отбоя маленький праздник, провожают комиссованного Гребенщикова. Все какие-то подобревшие, даже Фаитов пришёл, развалился, чавкает, картошку жрёт.
Завтра вечером человек будет дома. Кто угодно от этого размякнет и подобреет.
- Будешь ты Гребень хоть с грыжей, но дома, - лениво бросает Фаитов.
- Ага, ага! - подобострастно смеётся Гребенщиков.
Чмо, завтра ты летишь домой, хватит уже жопу лизать.
Фаитов с притворным удивлением смотрит на Андрея.
- Топорище! А ты что здесь делаешь? Почему не на занятиях?
Кто-то хихикает, остальные почти все молчат.
- Гребень позвал, вот я и здесь, - дерзко отвечает Андрей, - сейчас посидим, пойду на занятия.
Почти уже получается, не отводить взгляд в сторону.
Смотри, Фаитов, не перегни палку. А то вдруг получишь случайно пулю в карауле, или просто кирпич с крыши упадёт, больно сделает.
- Топорков, - прищуривается Фаитов, - ты, наверное, собираешься мне вместо немецкого языка всякую лажу типа «зер гут» и «аллес гемахт» втюхать, да? Так вот, ничего не выйдет. Не будешь знать, как следует, лично удавлю, понял?
- Учиться, бля, бегом! - командует Ташматов.
- Ребята, да ладно, - бормочет Гребенщиков, - он всё выучит...
Вот падлы! Ну, хорошо.
- Ладно, Гребень, ты извини, я пожалуй, пойду, - Андрей старается не спешить, крепко жмёт Гребенщикову руку, - удачи тебе.
- Тебе удачи! - отвечает Гребенщиков и втягивает голову в плечи.

Дорогие друзья, я еду в Берлин. Я еду не один, а с группой студентов.
Переводим.
Liebe Freunde, ich gehe nach Berlin. Ich gehe nicht alone, тьфу, nicht allein, aber... aber mit gruppe, mit eine gruppe von... von студентов... студентов...

Всё, невозможно.
Спать.

Андрей просыпается от сильного удара по лицу.
Что? Кто?
Андрея вытаскивают из постели и бьют снова.
- Ну, что, будем выёбываться или не будем?
- Н-не будем...
Ещё удар.
Ташматов, Садретдинов и ещё кто-то. Масаев, кажется.
Фаитова не видать, не царское это дело, молодых воспитывать. Андрей сжимает кулаки. Хоть бы одному рожу свернуть.
- Не будем, значит?
- Нет...
- Ладно.
Андрей садится на койку, трогает лицо.
Нужно пойти смочить холодной водой.
- Легко отделался, - говорит дневальный, - тебя всерьёз метелить собирались.
- Ещё не вечер, - мрачно шутит Андрей.
- Не злил бы ты его, а?
- Да пошёл он на хуй.
Ничего не разбито, крови нет. Но синяка, наверное, не избежать.

- Откуда синяк? - ревёт капитан Сергеев, - опять со стремянки упал?
- Никак нет, товарищ капитан. В столовой на масле поскользнулся. Все видели, не сомневайтесь.
- Ясно. За мной!
Андрей уныло тащится за капитаном в канцелярию. Сейчас, кажется, ещё добавит. Четыреста девятнадцать дней, о боги, мои боги, за что мне всё это.
- Вот что, Топорков. Или я буду всё знать про бензин, или я тебя сгною. Я понимаю, что бочки выкатывали и будут выкатывать, это диалектика жизни. Если борзеть не будете, пусть так и идёт. Но я должен всё знать. Понятно? Армия не обеднеет, если дембеля пропьют двести литров бензина. Но я хочу знать всё, что творится в этой части. Понятно?
Андрей пожимает плечами. Армия не беднеет и оттого, что примерно раз в месяц из части выгоняют полный бензовоз. Тот же Сергеев уже прикупил новые «Жигули», прапорщик Зинько даже бундесовскую «Ауди» имеет. Баранов новенький, ему пока не положено. А Ивлев - чмошник, на него просто внимания не обращают, три копейки с бензовоза ему отстёгивают.
- Не понял вас, товарищ капитан, - говорит Андрей и напрягает брюшной пресс.
- Не понял?
- Нет.
Сергеев хватает его за шиворот, дергает на себя и два раза бьёт в живот.
Очень больно, дыхание перехватывает, в глазах вспыхивают оранжевые круги.
- Подумай как следует.
Андрей вываливается в коридор и сползает вниз по стене. Странно, но даже в этот момент какая-то его часть хочет спать. Другая часть хочет заплакать.
Подходят Ташматов и Садретдинов.
- Пойдём. Не сиди здесь.
В каптёрке Фаитов курит немецкую сигарету с фильтром.
- Ну что, склонил Сергеев к сотрудничеству?
- Нет.
Фаитов долго молчит.
- Слушай, Топорище, ты нормальный пацан, не гондон. Давай так: пока я здесь, ты выёбываться не будешь. Через три месяца я уволюсь, ты станешь помазком, и всё у тебя будет хорошо. Но пока я здесь - чтобы ниже травы. Понял? Иначе пиздить буду каждый день.
Андрей стремительно шевелит мозгами. Мирный договор? Это что-то новое.
- И Сергееву постукивать придётся, иначе он и тебя сгноит, и нам геморроя лишнего не надо.
- Как это?
- Ну, есть как бы негласное правило: дедам можно выкатывать примерно бочку в месяц. Офицеры тоже воруют и куда больше, все про это знают. Это типа тайного соглашения. Выкатываем мы реально бочки три-четыре в месяц, а докладывать ты будешь про одну, иногда две. И со всеми деталями: бочку отдали, например, фермеру, шестьдесят пять марок пропили у Хейнца, сидели до трёх часов, нажрались, и тэдэ. Сергеев всякие подробности любит. Типа ситуацию контролирует. А про остальное - молчок. Иначе Сергеев не успокоится, рыть со всех сторон будет, и тебя не оставит и нас. Понял?
- Понял, а...
- Про другие дела он тебя и спрашивать не будет, стукачей и так хватает. С немецким нормально?
- Нормально.
- Молодец. Сегодня в половине двенадцатого кино будет, про девчонку, «Бум» называется. Переводить будешь. Оно шло уже, классное. В жизни ничего лучше не видел. Ты там смотри, как следует постарайся.
У Андрея в голове полная суматоха. Неожиданное потепление Фаитова, необходимость стучать Сергееву, да ещё и кино - слишком много новостей.

Dieses Buch ist interresanter als jenes. Und das interresanteste Buch ist hier. Mein Bruder ist alter als ich.
Ich habe diese Ubung zu machen.
Плюсквамперфект. Тоже ничего себе словцо. Плюс к вам перфект, плюс к нам перфект.

Сергеев напоминает о себе перед ужином, зовёт в канцелярию.
- Товарищ капитан, - Андрей старается выглядеть испуганным, да особенно стараться и не приходится, - я согласен. Только прошу вас, чтобы...
- Понятное дело, не волнуйся. Когда катите?
- Пока точно не знаю. На днях, - Андрей краснеет. Вот и стукануть пришлось. Хотя, с другой стороны и не совсем так, какая-то игра в шпионов получается. Ха, двойной агент Топорков.
- Ладно. Держи в курсе.

Herr Weber wohnt in der Gartenstrasse. Das ist einelange Strasse. Viele Menschen gehen hin und her.
Die beiden Gehwegesind schmal, aber der Fahrweg ist breit. Dort sehen wir viele Autos, Busse, Motorrader und Fahrrader. An der Strasse stehe viele hohe Laternen. Sie leuchten abends sehr hell...

Вечером Андрея сажают перед телевизором.
Вокруг - тридцать два человека, деды и помазки все до одного. Только Решетов в отпуске. Цвитишвили даже из караула пришёл, у двери стоит, готов бежать, если кто-нибудь из офицеров нагрянет. Молодой боец на углу казармы стоит на шухере, наблюдает за офицерским домом.
Андрей волнуется, все вокруг оживлены, ждут фильма про какую-то девчонку.
Андрей судорожно прокручивает в голове шаблоны диалогов. Если фильм про любовь, вариантов должно быть не очень много.
«На самом деле я всегда хотел быть только с тобой, Мэри!»
«О, Питер, я уже слышала это тысячу раз!»
Главное - сразу разобрать и в нужные места заготовок вставлять имена.
Фильм начинается.
Ну, пронеси!
Стоп, что-то смутно знакомое. Из машины вылезает евчонка, школа....
Сзади слышится шорох.
- Тихо, тихо! - кричит Фаитов. - Топорков, чего молчишь? Что они там говорят?
Батюшки мои, да это же французские «Большие перемены»!
Вот это удача!
На гражданке смотрел дважды у Светки Гладковой по видаку! А название адаптировано, а родное, точно, так и было - La Boum, «Бум», значит.
Ура!
Как говорится, будем жить.
Славный, добрый фильм про очаровательную девочку Вик, играет некая Софи Марсо.
Андрей прочищает горло и, почти не слушая телевизор, начинает вспоминать кино, не забывая при этом имитировать синхронный перевод с нарочито грубыми ошибками.
- Рауль просил передать, что хочет дружить, э... встречаться с тобой. - Но я не..., я не уверена, но знаю одну, ну, короче, которая была бы не против. - Да ну! Правда, что ли? И кто же это?
Народ затихает.
Откуда-то издалека Андрей слышит обрывки речи из фильма и свой ломающийся от волнения голос.
В памяти быстро разматывается рулон с сюжетом. А детали... да, хрен с ними, с деталями.
Вот появляется и главный герой-любовник, как же зовут этого пижона? Какое-то типично французское имя с окончанием на "е". Как же его: Ренье? Ксавье? Надо же, забыл.
Ага, Матье.
Вот этот Матье сзади надевает на Вик наушники, она падает ему в объятия, звучит необыкновенная музыка, нежная и лирическая, парочка плывёт под неё посреди всеобщего рок-н ролла.
По комнате проносится общий вздох со стоном.
- Dreams of my reality, ля-ля, ля-ля, - невольно мурлычет Андрей, спохватывается и косится на Фаитова.
Тот, подавшись вперёд, тоже покачивает головой в такт. Надо же, и этой дубине не чужды какие-то эмоции.
Андрей украдкой оглядывается.
На всех лицах мечтательные глупые улыбки, Ташматов наклонил голову и сидит с раскрытым ртом. Цвитишвили от дверей посылает экрану воздушные поцелуи. Стулья не скрипят, даже дыхания не слышно.
Чудеса, да и только.
С удивлением понимает Андрей многие слова и целые предложения. В этом смысле немецкий намного удобнее английского. Отрывистые слова, много шипящих и свистящих звуков. Если уж выучил слово, легко различишь его и на слух.
- Ich verreise morgen. Ich fahre nach Kobourr.
- Nehmen Sie lieber ein taxi...

Зрители относятся к другу главной героини ревниво, позволяют себе оскорбительные замечания в его адрес, а когда он получает по морде от отца девочки, откровенно радуются. Бойкая старушенция, напротив, вызывает симпатию.

Вот тебе и ускоренный метод.
Как вам удалось так быстро выучить язык? - Всё просто - очень хотелось жить.

- Чего, чего он ей говорит.
- Говорит, что она легла на грабли.
- Хе-х!

Титры, звучит музыка, та самая.
Вик бросает своего мальчика и обнимается с вполне зрелым молодым человеком.
Народ слушает, тупо глядя на бегущие строчки.
Появляется реклама.
Все начинают шевелиться, выдыхают, молчат.
Великая солдатская мечта о доме, красивых девушках и маленьких забытых радостях гражданской жизни, кажется, сейчас как-нибудь материализуется коллективным желанием.
- Андрей, молодец, - нарушает тишину Фаитов.
В первый раз почти за год по имени назвал, надо же.
Все, как по команде начинают шуметь.
- Отлично, студент, - Цвитишвили даже подходит пожать руку, - классно перевёл, намного лучше, чем Гребень.
Остальные тоже довольны, кивают, хлопают по плечу, В один миг Андрей становится для дедов и помазков едва ли не своим человеком.
Андрей вытирает со лба испарину.
Дебют, однако.
Спасибо тебе, Светка Гладкова, за этот фильм! Как минимум французские духи тебе причитаются.
Теперь на некоторое время есть запас прочности, после такого успеха пару раз можно будет и схалтурить. Тем более, что через неделю будет "Бум-2", который Андрей не смотрел.
- Сейчас по ZDF концерт будет, - говорит кто-то.
На концерт остаются не все. Андрей вопросительно смотрит на Фаитова.
- Свободен, - говорит тот, - иди спать.
Спать.
Целую ночь, почти пять часов.
Вот счастье-то.

После команды Андрей позволяет себе ещё чуть-чуть полежать. Молодые все вскочили, деды спят или лениво потягиваются.
Андрея никто из постели не гонит. Пару минут спустя он неторопливо встаёт, нашаривает тапочки и идёт в умывальник. Не положено молодому бойцу идти умываться в трусах и тапочках, ох не положено. Косятся с любопытством.
В умывальнике появляется Ташматов.
- Сегодня выкатываем, - говорит он, когда никого не оказывается рядом.
Андрей кивает.
По поводу нарушения формы одежды - ни слова. Кажется, социальный статус немного повысился.
Надо бы по старой привычке повторить перед экзаменом.

- Entschuldigen Sie, wie komme ich zum Hotel “Berolina”? Ist es weit von hier?
- Es ist in der Stadtmitte.
- Womit muss ich fahren?


Вечером двухсотлитровую бочку грузят на двухколёсную тачку. Все в гражданке, Андрею тоже выдан тренировочный костюм и ветровка. Бочку везут по очереди. Ташматов открывает запасные ворота. Тут же курит часовой, по части дежурит прапорщик Лудин, уже в восемь часов был смертельно пьян.

Покупатель неподалёку, в овражке. Кряжистый пожилой немец в кулацком картузе.
- Двести литров, как всегда, - пыхтит Фаитов.
- Zwei hundert liter, wie immer, - тут же переводит Андрей.
- Rhein? - спрашивает немец.
- Ja, naturlich, - отвечает Андрей.
Немец откручивает и нюхает пробку, кивает.
- И офицерские хромовые сапоги, две пары, по пятьдесят марок каждая
- Und offiziers Stiefel aus beste Leder, funfzig mark fur jede Paar.
Немец переворачивает сапоги, высматривает размер.
- Zu gross.
- Велики...
- Хуй с ним, по сорок, нет, даже по тридцать. Не тащить же их обратно.
По тридцать немец охотно берёт, отсчитывает деньги.
- Wenn ist die folgende Lieferung?
Чёрт, что же такое Лиферунг? Когда следующая... партия, наверное?
- Когда следующая бочка? - помедлив, переводит Андрей.
- Шестнадцатого.
- Am sechzehnten.
- Shon
Немец ловко прилаживает шланг, качает ногой насос. Бензин желтоватой струйкой течёт в его бочку, такую же двухсотлитровую.
- А не проще ли бочки поменять? - спрашивает Андрей Фаитова.
- Хе. Логично. Скажи ему, пока немного отлил.
Андрей впадает в ступор. Напрочь вылетели из головы существительное «бочка», глагол «поменять», а также все необходимые случаю предлоги.
Пауза затягивается. Нужно сказать хоть что-нибудь.
Андрей заглядывает в бумажку.
Огнетушитель - Feuerlosher.
- Wollen Sie ein Feuerlosher kaufen? - наобум спрашивает он.
- Nein, - мотает головой и смеётся немец, - shon habe zwei.
Понятное дело, есть у него огнетушитель, даже два. Из пятидесяти штатных огнетушителей в части штук десять осталось, не больше.
- Не хочет меняться, - говорит Андрей, - эта бочка ему нужна.
- Ну, пусть тогда сам с ней ебётся. Скажи ему: шестнадцатого, в это же время.
- Am sechzehnten, in dieser Zeit.
Немец заканчивает с бензином, жмёт всем руки.
- Du schprichst Deutsch ganz gut, - говорит он Андрею.
- Danke.
Андрей переводит дух. Вроде бы всё нормально. Даже немчура похвалил знание языка.

Фаитов пересчитывает и прячет деньги.
- Ну чё, к Хейнцу или на вокзал.
- Давай на вокзал.

В вокзальном буфете двое каких-то алкашей, больше никого.
- Водки и пива возьми, - распоряжается Фаитов и садится за столик, - себе тоже возьми.
- Драй хундерт водка унд драй гросс бир, битте, - на одном дыхании выпаливает Андрей буфетчику и вспоминает комиссованного Гребенщикова.
Дома уже, наверное, поросёнок.
Будет теперь лечить свою грыжу и плевать на немецкий язык.
- Bitte shon, drei vodka und drei Bier. Zwei und zwanzig mark.
- Danke.
Андрей отсчитывает деньги, берёт сдачу.
Пена шапками нависает над краями стаканов.
Кажется, жить можно.
--------------------------------------------------------------------------------

Дорогие друзья, я еду в Берлин. Я еду не один, а с группой студентов.
Я смотрю в окно автобуса на квадратно подстриженные кусты, розовые деревья, читаю готические вывески, указатели, рекламные щиты.
Берлин - 25, поворот на Потсдам - 9.
Здесь тоже многое изменилось. Единая Германия, опора новой Европы. Карл-Маркс-Штадта уже давно нет. Хемниц теперь, кажется. Что же, пусть будет Хемниц.
На остановке захожу в придорожное кафе.
- Битте, айн гросс бир...
Гаштетчик чувствует незаконченную восходящую интонацию.
- Und? - чуть задирает он подбородок.
Я улыбаюсь. Само собой вырывается:
- Унд айн хундерт водка...

Санкт-Петербург. Эрмитаж.

В Рыцарском зале капитально ремонтировали паркетное покрытие и покрывали его дорогущим итальянским лаком. Временно чучела боевых коней с сидящими на них чучелами же рыцарей в доспехах были перенесены в один из Просветов. По-моему, в Итальянский. Часть экспозиции боевого оружия рыцарей перенесли туда же. Я впервые тогда держал в руках настоящие рыцарские мечи и доспехи. Мечи неожиданно оказались не таким уж тяжелыми. Самый тяжелый из них, двуручный, весил всего восемь килограммов.
На новом месте вокруг рыцарей на конях пришлось заново монтировать невидимую завесу из охранных датчиков. Поскольку дети постоянно тянутся к оружию, а кавказцы - к конской сбруе. Все работы делал в понедельник, когда музей закрыт для посетителей. Когда работал возле задних копыт коня, то весь внутренне напрягался. Хотя и понимал, что это неживые кони, чучела, но по деревенской привычке боялся задних копыт. Жене потом сказал дома: "Сегодня опять целый день работал под яйцами у коней".
А теперь, после краткого вступления, пора приступать к сюжету.
Когда работаешь в зале, то нужно позвонить научному сотруднику, отвечающему за этот зал, чтобы прислали наблюдающего. А вдруг что-то пропадет или повредится из экспозиции, кто потом отвечать будет?
Меня такой порядок нисколько не возмущал, да пусть хоть десять сотрудников надо мной стоят, лишь бы не отвечать потом, если что случится. К тому же веселей работать, когда есть с кем перекинутся словечком. Научные сотрудники относились к нам очень лояльно, часто рассказывали занятные вещи о своих экспонатах. Впрочем, иногда вместо научсотрудника присылали просто смотрителя зала. У тех интеллекта поменьше, но гонору намного больше.
И вот, с утра я позвонил в Арсенал, попросил кого-нибудь прислать в Просвет, чтоб я мог работать. Ответили, что почти никого нет (биб-лиотечный день), но попробуют прислать смотрителя.
Придя в зал, обнаружил, что наблюдающий еще не пришел. И я приступил к работе, не дожидаясь. Работы много, успеть хотя бы к вечеру. Примерно через полчаса услышал со стороны Большого Просвета четкий, звонкий стук каблучков.
Не - ну надо же, как можно одним стуком обуви передать раздражение и возмущение ее обладательницы. Я понял, что это идет наблюдающая, и она явно возмущена, что приступил к работе, не испросив ее разрешения. Кстати, если она сотрудница Эрмитажа, то должна бы понимать, что обувь на острых каблучках эрмитажницы не носят, чтобы не повредить лаковое покрытие паркетных полов.
- Ты откуда здесь взялся? - Огорошила она меня гневным вопросом.
Ничего себе. Неплохое начало для совместной работы. Я разогнулся, повернулся к ней, и сдержанно сказал:
- Здравствуйте.
- Я ТЕБЯ спрашиваю: ТЫ откуда здесь взялся?! - сказала она, ее голос поднялся до трагической ноты и она надвинулась на меня своим бюстом.
- Сударыня, добрый день! - еще раз намекнул ей.
Смотрю, в глазах ее засветилась мысль, проблески сознания. Она сбавила тон до будничного.
- Здравствуйте! Я спрашиваю, откуда вы взялись?
- Откуда я взялся... - задумался я на секунду. - Я так думаю, что от папы с мамой. Впрочем, это всего лишь моя версия.
После этих моих слов она замолчала в растерянности. Правильно сформулировать вопрос она явно затруднялась.
- Вы, наверное, хотели посмотреть мой пропуск? - подсказываю ей.
- Да, знаете ли, очень хочется взглянуть. А то сами понимаете, я вас не знаю...
Достал пропуск и раскрыл его перед ней.
- Ну хорошо, - сказала она вальяжным тоном, - работайте дальше.
- Нет, нехорошо, - сказал я голосом патрульно-постового сержанта. - А ваш пропуск?
- Да я много лет работаю в этом зале! - Возмутилась она. - Да меня здесь все знают...
- Рад за вас, хотя... не место красит человека. Все же, я вас не знаю. Будьте любезны, предъявите пропуск, или я позвоню охране.
Пропуск ей пришлось предъявить.
Я потом еще несколько раз работал в этом зале. И, как ни странно, с этой барышней в дальнейшем сложились хорошие, уважительные отношения.

Самое страшное оружие на корабле - матрос с кисточкой.