Иногда в "полет" отправляется и "наземка"))

Раннее утро на аэродроме Дальневосточного военного округа - Возжаевка.Начало полетов. Суета предполетной подготовки, слышен тихий мат инжинерно-авиационного состава и гул тягачей, тянущих самолеты на ЦЗ.Приятно наблюдать за этой суетой. Все заняты. Нет человека, который был бы непричастен и сидел без дела.
Ну вот закончена предполётная подготовка и техники самолетов, посадив летчиков в кабины самолетов, начинают запускать АД и прогревать их, поочередно выводя на обороты, равные "максималу".
До разлета самолетов оставалось совсем немного, и в это время зашел на посадку самолет Ан-24 (транспортный вариант) с комиссией на борту, летящей на итоговую проверку к "пехоте". Зарулив на стоянку и отключив двигатели, на взлетку высапали чины с большими звездами на погонах. Соответственно в полете приняв слегка "на грудь", один из "членов" решил отойти в сторону и отлить - как это говорится. Но так как он летал всегда на Ан-24 и его всегда инструктировали обходить самолет сзади (так как впереди вращаются винты АД), что он и сделал, исходя из инструктажа выслушанного ранее. Обошел свой самолет сзади и пошел вдоль газоотбойника, где стояли наши красавцы МИГ-25. А техники самолетов, как было сказано уже, прогревали АД. Реактивная струя, выходящая из сопла самолета с бортовым номером 42, где техником самолёта был Лядский Игорь, била в газотбойник с усилием в несколько тонн. Механник (солдат срочный службы) пытался остановить полковника, но тот не услышал его голоса в реве турбин и продолжал движение в нужном для него направлении...
Сделав очередной шаг (это последнее, что помнит полковник), он почувствовал страшный удар в левую сторону туловища и почувствовал, что у него "выросли" за спиной крылья и он оторвался от ВПП. Дальше рассказывал Лядский Игорь - техник того самого самолета. Полковник взмахнув выросшими враз у него крыльями (пытаясь при этом руками удержать фуражку на голове), приложился оперённым телом об газоотбойник и, поднявшись на высоту 10-15 метров, вспоминая всех святых и мать (природу нашу), пролетел выполняя "тройной тулуп" более 70 метров. Но полковник был рожден в рубашке или просто ангел-хранитель у него не дремал в это время за его плечами. Приземлился полковник в огромную лужу, наполовину состоящую из авиационного керосина, что сильно смягчило его грубейшую посадку с перегрузкой в 7 G. Лядский увидев взлет полковника, тут же по СПУ дал команду летчику РУД на "СТОП" и, сорвав с головы шлемофон со словами: Отбегалась долбаная пехота по полям сражений" сорвался в направлении полета полковника. Поднявшись в доли секунды на газотбойник, он увидел барахтающегося полковника, враз воплотившегося из Икара в Ихтиандра.
Вид у полковника был как у тритона, выходящего из долгой спячки после засухи в сезон дождей.
Потом уже, когда он сидел в Ан-24 и наливал себе очередной стакан разбавленног спирта, клятвенно утверждал: его не предупредили, что наши МИГ-25 надо обходить спереди.
После этого "полёта" - полковник на инспекторские проверки ездил только поездом...

ИСТОРИЯ на ПОСЛЕ ПРАЗДНИКА
Нам с Серёгой было тогда лет по одиннадцать. Мы с Серёгой ходили в один детский сад. Потом районная разнарядка развела нас по разным школам. Но мы продолжали дружить. Серёга уже к тому времени курить научился и, однажды, изумив меня до страха, выпил бутылку пива в нашей подворотне. Хороший пацан Серёга. Но мои родители настойчиво требовали от меня перестать дружить с этим хулиганом. Он и на самом деле был сорвиголовой, драчуном и имел абонемент на посещение районной детской комнаты милиции. А я нет. Я спортом серьёзно занимался, а грузнее соломы от веника в своей жизни ничего не курил. В чём-то правы были мои дорогие родители, - Серёга вырос жестоким уличным бойцом. Перед армией сидел на подростковой зоне, а после армии.... Много денег у него есть сейчас. И костюм с бумером. А тогда он действительно был малолетним хулиганом с не по-детски сиплым голосом и мозолями на костяшках пальцев.

Был праздник, - 9-е Мая. По улицам нашего заштатного провинциального города с богатой историей, ходили пьяненькие люди с букетами тряпичных цветов в руках. У многих на груди побрякивали ордена и медали. Тогда, четверть века назад их, ветеранов, было ещё много. Это был их праздник. И наш, конечно. Величина момента до нас, всё ещё не доходила в полной мере, но занятий в школе не было, и это радовало.

Совсем по-осеннему моросило, но мы с Серёгой тоже крутились среди торжествующих горожан, на гребне волны всеобщего морального подъёма. Шли по одной из аллеек сквера, когда нас окликнули. На лавочке сидел сухощавый старик во флотской парадке и при кортике. Дедуля был абсолютно пьян и, даже сидеть, ему удавалось с трудом.

-Сынки, - помогите до дому добраться, - неразборчиво промычал старый солдат.
Мы с Серёгой переглянулись. В наши планы не входило записываться в Тимуры с его командой. Однако, у обоих были деды-ветераны. К тому же, оба - люди пьющие, и частенько, пьющие вне дома. Мы стояли в нерешительности и смотрели друг на друга, раздумывая, что же делать. Мой хулиганистый друг вполголоса произнёс, -
-Отведём его. А то смотри, - он готов. Уснёт и обдерут как липку.
Я, скрепя сердце, кивал головой и с грустью поглядывал на угол афишной тумбы кинотеатра, виднеющейся в конце аллеи.
-Давай, - сказал я. Жаль старика.

-Сынки, - я вам деньги дам, - промычал с лавочки старик, глядя себе под ноги и вихляясь всем телом. - У меня много денег, - продолжил ветеран и полез в карман кителя.
-Точно, обдерут дурака, - заключил я. Быстренько сводим его.

-Дедуль, ты деньгами то не свети тут, много лихих людей вокруг. И не посмотрят, что старый ты, - сипел Серёга, запихивая мятые купюры обратно в китель. - Ты где живёшь то?
-На Балясине, - с трудом ответил пенсионер и резво развернувшись вокруг своей оси плюхнулся на лавку.
-Часа полтора. На 38-ом, - подумал я вслух.

Мы помогли деду подняться. Он был очень маленьким и худым. Нам не было тяжело. Ехать нужно было с пересадкой. В автобусе деду стало плохо и пришлось выходить. Мы с Серёгой посматривали друг на друга, выказывая глазами страшное сожаление. Когда мы сели опять, ветеран обмочил брюки и, озираясь по сторонам мутными глазами, стал материть пассажиров. Пришлось выходить снова.
-Давай бросим его тут, - шептал я другу, когда мы пересекали какой-то парк по пути на остановку второго автобуса.
-Менты заметут, или, обкрадут, - пыхтя и сопя говорил Серёга, заставляя дедулю двигаться по прямой. Ветеран, наверное, несколько протрезвел и поглядывал на нас уже вполне осмысленным взглядом.
-Молодцы, пионеры! Каждому по три рубля дам!
-Неплохо бы, - подумал я с сожалением, потому что представил своего деда с пенсией в 126 рублей и решил бабок не брать.

Во втором автобусе дед разошёлся не на шутку и, разглядывая несуществующего собеседника в упор, орал, - Я за тебя, сука, жизнь клал. У меня братан не вернулся, отец не вернулся, дядя Саша не вернулся. Ветеран плакал, делал попытки кого-то пнуть, но цепко держался за моё демисезонное пальтишко.
-Дедушка ваш? - с пониманием спросила какая-то сердобольная женщина.
-Угу, - синхронно ответили мы с Серёгой и, как-то по-взрослому снова переглянулись.
-Эк развезло, - сказал ещё кто-то.
А дедуля отыскал силуэты наших лиц и пытался озорно подмигнуть. Потом расхохотался и на грязный резиновый пол выпала вставная челюсть. Серёга вздохнул, поднял её и, убедившись, что на место её вставлять негигиенично, сунул дедуле в тот же карман кителя.
За заляпанным окном потянулись серые девятиэтажки пролетарской окраины, а старик шамкая ругался и пытался встать и вынуть сердце у мужчины интеллигентного вида, уставившегося в грязное окно.

-У мя ого енех! - кричал дед. Мя за енхи е упишь! Я ис тарого плава делан! Уерите руки, - сказал он нам с Серёгой и неожиданно энергичным движением сунул челюсть на место.
-Вы грабители! Я за вас кровь проливал, - абсолютно отчётливо говорил он, на этот раз обращаясь к нам с Серёгой. В который раз мы переглянулись.
-Выходить, - вдруг сказал дедок, внезапно определив свою остановку.
-Куда идти, дедуля, - спросил я, когда автобус отъехал.
-Никуда! Тут я живу, - указал он пальцем в ближайший панельный дом.

На лавке около дома сидели люди. Обычные советские работяги. Небриты, нечёсаны, с размытыми взглядами и тяжёлыми языками. Вдруг дедок растолкал нас с другом в стороны и, едва не упав заорал,
-Митяй, грабют! Спаси!

От лавки отделился мрачного вида мужчина в синей телогрейке и неверным, но быстрым шагом отправился к нам. Чуть погодя, за ним устремились другие.

Сообразить мы ничего не успели. Нас били. Нас били взрослые пьяные люди. Нас хватали за шкварники, бросали на землю и били ногами. Они повторяли, что ветеранов грабить нельзя, потому что они проливали за нас кровь. И били снова. Я не помню, как получилось встать на ноги и убежать. Я помню только вихляющегося старика с кортиком на боку. Его прозрачные глаза и много орденов и медалей.
Он проливал слюну, как-то странно выворачивая губы и орал «Грабют».

- Антенны, бля, бывают двух типов, бля. Штыревые, бля, и телескопические, бля. Но, бля, штыревые, бля, это то же самое, бля, что и телескопические, бля, только у них, бля, поляризация другая. Ах, да, вы же ЭВМ-щики, бля. А я вам как радиотехникам, бля.
Такими словами лектора началось первое занятие на третьем курсе ЛЭТИ по специальной инженерной подготовке.

КАК ХОРОШО БЫТЬ ГЕНЕРАЛОМ

Александр БУШКОВ

Как хорошо быть генералом!
Как хорошо быть генералом!
Лучшего места я вам, синьоры, не назову!
Песенка 60-х годов импортного происхождения


Служил в энской части полковник бравого рода войск Жмаков, и неплохо, надо вам сказать, служил. И солдаты у него домой не убегали, и сержанты не использовали для балдежа шприцы из набора противохимической защиты, и прапорщики пистолетами не приторговывали, и на учениях снаряды у него летели в цель, а не в подмостки с проверяющими из штаба округа, как случалось у других разгильдяев кое-где кое-когда. И решило командование Жмакова поощрить. В старину ему дали бы землицы с душами или там золотую шпагу, но нынче такое было не в обычае, а потому полковнику присвоили генерал-майора и отправили служить в Генеральный штаб. Генеральный штаб - это такой самый главный штаб, всем штабам штаб, и повсюду там одни генералы, даже на тех местах, где и старшина башковитый справился бы. Так уж заведено, а кем - в точности неизвестно... В генеральских курилках треплются, что Наполеоном. Может быть.
В генштабе Жмакова встретил генерал-лейтенант - ростом под потолок, подтяжки поверх кителя надеты, на руке татуировка "женераль Вова", физиономия наглая до предела, как у импортной рыбы барракуды или даже хуже - как у кооператора-шашлычника.
- Ага, явился, салага, - сказал женераль Вова и ловко снял со Жмакова японские часы, любезно пояснив:
- Сынкам не полагается.
Жмаков запротестовал было, жалко ему стало японских часов, умевших кукарекать петухом и ухать лешим. Но после первых слов робкого протеста оказался Жмаков в пятом углу генштаба - в глазах звезды прыгают, скула ноет, новенькая фуражка неизвестно куда улетела, а женераль Вова стоит над ним и рычит:
- "Деду" возражать? Легкой жизни захотел, салага? Обычаи не уважаешь?
Ничего, потерпишь, нас похуже гоняли!
Грустно стало Жмакову жить на белом свете. Правда, часы его тут же поменяли хозяина еще раз - проходил мимо генерал-полковник и заинтересовался шумом после отбоя, а разобравшись, отобрал у генерал-лейтенанта жмаковские часы и взял их себе. Женераль Вова покорно отдал - потому что был всего лишь "лимоном", а генерал-полковник - "стариком".
Вот так и узнал Жмаков, что в генштабе царит натуральная, высокопробная, самая разнузданная дедовщина, про которую он, что греха таить, слышал что-то от своих солдатиков, да значения не придавал, считая нетипичным явлением. Теперь же пришлось самому испытать дедовщину на собственной шкуре, выхлебать полной ложкой до самого донышка, Даже "скворцы" Жмакова тиранили, не говоря уж о "стариках". А всего хуже были "деды" - маршалы, которым оставалось сто дней до пенсии. Единственное, что о них можно сказать, - ну это вообще... Слов не подберешь.
Тяжко служилось Жмакову в генштабе. В столовой у него "деды" отбирали черную икру и омаров, потому что салаги генштабовские должны были пробавляться одной финской колбасой да ананасами в банках. Золотое шитье на погонах "деды" меняли каждый понедельник, а красть шитье в каптерку посылали, понятно, Жмакова. Был там один главный маршал, который от старости сам забыл, чего он маршал, которого рода войск. Уходил он однажды на пенсию и, как полагается, захотел украсить свою маршальскую звезду во-от такими рубинами. Ему дембельские прихоти, а Жмакова едва охрана не пристрелила, когда лез он за рубинами в Алмазный фонд. То приходилось Жмакову зубной щеткой стирать с экрана телевизора натовские танки, то по часу дуть на лампочки сверхсекретного пульта - чтобы лучше горели, объясняли "деды". Однажды, когда Жмаков этак вот дул на пульт, крохотный импортный самолетик проскользнул, зараза, куда не следует - потому что обязанный следить за экраном локатора женераль Вова смылся в самоволку на прием в дружественное посольство. Из-за крохотного самолетика разгорелся огромный скандал, а попало опять Жмакову как крайнему. Именно тогда попробовал он впервые возмутиться в голос против дедовщины, за что был бит после отбоя в генштабовском туалете. Потом, выгибаясь перед зеркалом, он обнаружил у себя на ягодицах отпечатки эфесов почетного золотого оружия.
Очень четко пропечатались.
С невыразимым сладострастием ждал Жмаков того светлого денечка, когда в генштаб придет молодой, только что произведенный в генерал-майоры, и уж тогда-то Жмаков, ставши "лимоном", отыграется на салаге так, что в страшном сне не приснится. "Зубной щеткой будет кремлевскую стенку драить, - скрипел зубами Жмаков, - лампасы мне каждый день свежие подшивать!"
Но время шло, а молодых не было. Отчаявшись, Жмаков левой рукой написал письмо в главную военную газету: дескать, в армии у нас хватает бравых полковников и странно даже, что их не спешат повысить в звании и направить в генштаб. Подписался: "Прапорщик Воробейчик". Главная военная газета письмо напечатала, но дальше этого дело не пошло. А "деды" тем временем сняли с погон у Жмакова генеральские звездочки и заставили пришивать самодельные, вырезанные из столовой ложки, мотивируя это так:
- Тебе, салага, звезды пока что люминьевые полагаются...
Жмаков сел писать письмо любимой бабушке, чтобы забрала она его отсюда и пристроила хоть военным атташе, можно даже в недружественной стране - все равно хуже не будет. Бабушка у него была личность историческая. В свое время она сменила поповско-монархическое, на ее взгляд, имечко "Глафира Никаноровна" на "Марксина Робеспьеровна", подожгла отцовский магазинчик и ушла в революцию, где вскоре прославилась. Когда Левка Бронштейн по кличке Троцкий, выжига и бонапартик, стал под шумок создавать ложное учение своего имени, именно товарищ Жмакова Марксина Робеспьеровна в порядке дружеской критики ахнула его по лбу деревянной кобурой с маузером внутри и пожурила: "Левка, не лезь поперек партии, а то шлепну как гидру, не посмотрю, что ты бывший угнетаемый жид, а ныне революционный раскрепощенный товарищ еврей!" И шлепнула бы, можете не сомневаться, люди тогда были бесхитростные и винтовочную пулю почитали нормальным средством перевоспитания. Левка унялся было, но ненадолго, потому что Марксину Робеспьеровну послали в Закавказье, где она тут же принялась перевоспитывать товарища Берию Лаврентия Павловича.
Хитер был Лаврентий Павлович, склизок, воспитанию поддавался плохо...
Дело в том, что Иван Грозный боялся колдунов, Петр Первый - тараканов, а товарищ Сталин - террористов. Кто его знает, всерьез или нет, но опасения свои высказывал. Чем Лаврентий Палыч и пользовался - подорвет где-нибудь бомбу, а скажет на троцкистов. Испугается тогда товарищ Сталин и отдает директиву обострять классовую борьбу. Ну а насчет девочек у Лаврентия Павловича, понятно, не было никаких директив, это с его стороны была чистая самодеятельность, потому как грех сладок, а человек падок. С одной стороны, власть у тебя необъятная, византийская прямо-таки, а с другой - ходят они, голубушки, на стройных ножках в пределах досягаемости.
Где тут удержишься? Лаврентий Палыч удержаться-то и не пробовал, честно говоря. За что Марксина Робеспьеровна, потом уже, в столице, неоднократно на него кричала, стуча по столу именными от Коминтерна часами: "Охолостить тебя пора, Лаврюшка! Лучше бы делом занимался, шпионов ловил, вон давеча Каганович жаловался: снова к нему в сейф кто-то лазил. Антанта, поди!"
Люди информированные при этом фыркали в чернильницы: они-то знали, что в сейф к Кагановичу лазила не Антанта, а сам Лаврентий Палыч по природному своему любопытству.
Давно бы товарищ Берия послал Марксину Робеспьеровну куда подальше, да товарищу Сталину ужасно нравилось, когда его верные соратники лаялись меж собой. Товарищ Сталин, когда был еще не Сталин, а Джугашвили, почитывал в семинарии всякие нужные книжки вроде Макиавелли. Так они и жили - Каганович сало русское наворачивал да храмы русские под корень изводил, Лаврентий Палыч на врагов народа да на женщин охотился неустанно, Марксина Робеспьеровна своею персоною извечную веру русского народа в высшую мудрость царствующей особы олицетворяла, а товарищ Сталин, Коба тож, смотрел на них на всех да в усы посмеивался...
Такова была почетная пенсионерка М.Р.Жмакова. И посему читатель вряд ли так уж удивится, узнав, что генерал-майор Жмаков, он же салага генштабовская, получил от бабушки следующее письмо:
"Бывший мой внук Федька, троцкист ты недорезанный! Это в какую же банду право-левацких уклонистов ты записался, что клевещешь на нашу непобедимую и легендарную армию, ту самую, что победно разбила всех белогвардейцев: милитаристов, атаманов и воевод? Отдельные нетипичные явления, единичные случаи неуставных отношений ты превращаешь в очернительские обобщения. Кто тебе платит, иуда зиновьевская, на кого работаешь, пошто клин вбиваешь меж армией и народом, пошто тень бросаешь на славное солдатство, славное офицерство и славное генштабство? Нет у меня внука отныне! Черчиллю ты внук! Ежели отдадут маузер из музея - порешу собственной рукой!"
Параллельно бабушка недрогнувшей рукой накатала на внука замполиту сигнал, который я цитировать не берусь. Кто помнит старые газеты, сам поймет...
Но наутро в генштабе обнаружили, что из каптерки пропали автомат, тушенка и сапоги, а вместе с ними пропал салага Жмаков. Искали его долго.
Не нашли. Предлагали вернуться по телевизору, обещали, что все простят, - не помогло. Правда, в кругах, близких к ЮНЕСКО, ходят слухи, что в диких горах республики Сан-Хуан-дель-Пиранья, где повстанцы воюют с обученным в Штатах батальоном "Аталкатль", объявился некий команданте Теодоро. Спит на голой земле, борода русая и курчавая, виски пьет стаканами, а в атаку ходит с непонятным кличем "Бей "дедов"!" И добавляет слова, которые не в состоянии перевести даже местный резидент ЦРУ Сэм Кобел, даром что три года жил в Москве в облике слесаря-сантехника Семки и словечек всяких нахватался изрядно.
Жмаков ли объявился в личине команданте Теодоро - бог весть. Однако, между прочим, достоверно известно, что в батальоне "Аталкатль" процветает самая разнузданная дедовщина, не чета генштабовской даже. Покончат с дедовщиной, а заодно и с батальоном - глядишь, да и услышим вновь о Феде Жмакове, вдруг да, чем черт не шутит, объявится он с чтением лекций "Опыт борьбы с дедовщиной в условиях Кордильер". Тема-то актуальная вроде бы...